А я вас уже похоронил...
Иван Алексеевич, смеясь, сказал:
Похоронить-то похоронил, а каши небось оставил?;
Мы наелись и устроили концерт, Соколов играл на своей голосистой тальянке и пел частушки собственного сочинения:
Воевала у реки,
Потеряла сапоги...
Мне на это наплевать, —
Буду пятками сверкать.
Я подпевала и плясала в одном сапоге.
К нашему костру, заслышав гармонь, потянулись зрители. Оли хохотали, показывая пальцами на мою босую ногу, советовали бросить в Ловать и второй сапог.
Иван Алексеевич, вытирая выступившие от смеха слезы, сказал:
— Чижик, довольно смешить порядочных людей! Иди посиди возле меня.
Но у меня бабушкин темперамент — не могу я сидеть, когда гармонь играет... Незнакомые танкисты вступили с нашим начальником в переговоры:
— Товарищ военврач, отдайте нам девочку, не место ей в пехоте...
Зуев ехидно спросил:
А у вас место? На танке ее возить будете?
Зачем на танке? Пусть живет при штабе бригады да поет на здоровье...
Соколов от возмущения перестал играть:
Ишь какие умники! Сами себе заведите такого Чижика. Ты ведь не бросишь нас, Чижка?
Ни в жизнь! Клянусь своим последним сапогом!
На другой день Соколов принес мне из склада вещевого снабжения новые сапоги и очень меня обрадовал — они были почти что по ноге.
— Как завернул я про Чижика трогательную историю, — сказал, улыбаясь, мой приятель, — так интендант чуть не прослезился... Там какой-то корреспондент был из дивизии, он обещал статью в газете написать...
Я всплеснула руками:
— Ну что ты наделал! Он напишет — рад не будешь!
Так и получилось. Дня через два Зуев, просматривая газеты, закричал:
— Внимание, братья-славяне! Тут нашего Чижика увековечили!
Статья называлась «Героический подвиг», и начиналась она так: «...Не надо искать героев, они тут же среди нас. У нее веселый характер и ласковые руки...» Тут Зуев прокомментировал:
— И характер скверный, и руки всегда грязные... Врут и не смеются!
Но это было еще ничего, а дальше шло такое, что сразило меня наповал: «...Она вынесла с поля боя двадцать раненых... Она и раненые на шоссе. Немцы приближаются. Бойцы советуют ей уходить, но она не покидает свой пост. Ее глаза горят отвагой беззаветного служения Родине. Чижик спасла всех раненых, сама через Ловать переправлялась вплавь под пулями и осколками бомб». И не было ни слова о Зуеве, и почти не было правды...
— Аминь! — сказал чтец и протянул мне газету: — Сохрани на память о славе.
Я закричала на вес-ь лес:
— На фиг мне такая слава! Опозорили, нахалы, на всю дивизию!
Зуев погрозил мне пальцем:
Чижик, не хулигань! А то я не посмотрю, что ты герой на данном этапе, да и всыплю по первое число...