— У нас-то, козочка, тишь да гладь да божья благодать. Повыдохся к чертовой бабушке Гитлер — не хватает силенок гвоздить на всех фронтах, как в начале войны. А вот под Москвой дела наши ой-ё-ёй... Поглядел я вчера на карту... Даже говорить неохота — почти к самым стенам белокаменной подступили фашисты, будь они трижды прокляты! Да и с Ленинградом дела плохи, очень плохи...
Софья Борисовна писать перестала. Жива ли?.. И ни Леша Иванов, ни Галочка Григорьева — никто писем не получает... Но ничего, друг мой, перемелется — мука будет. Время работает на нас. Зима на носу, а план Барбароссы тю-тю! Погоди-ка, хохотунья, как начнем мы чехвостить хваленых гитлеровских генералов и в хвост, и в гриву! Любо-дорого будет посмотреть...
Однажды Николай Африканович сказал нам с тетей Нюшей:
— Еду к высокому начальству с визитом. Вызывают в штаб фронта.
Я испугалась:
Ну, значит, вас от нас заберут!
Эка незадача, — махнул рукой доктор. — Небось отбрыкаюсь.
Но «отбрыкаться» не удалось: Николай Африканович" к нам не вернулся. Его направили в глубинный госпиталь. С дороги мне письмо прислал: «...Прощай, мое милое чудо-юдо! Еду в тыл. Это комбат Товгазов мне такую свинью подложил. Доброхот несчастный: зело печется о моем здоровье... Передай ему, что эту медвежью услугу я не прощу до конца своих дней...» Дальше шли многочисленные приветы и поклоны. Я долго плакала.
Вернулся Зуев и накричал на меня:
— Вот эгоистка! Мало ей нянек! А о «папеньке» ты подумала? С его ли здоровьем и в его ли годы по фронтам мыкаться? Молодец комбат!
А вечером явились новые «няньки», и настроение у меня сразу поднялось. Доктор Вера и Галина Васильевна Григорьева шили мне юбку из лоскута синей материи. Лоскут был явно мал, и они долго ломали голову и нарезали множество бумажных выкроек. Тетя Нюша налаживала для портних свою старенькую зингеровскую машинку. Зуев, по обыкновению, где-то пропадал.
Неожиданно явился комбат Товгазов. Вежливо поздоровался и, кивнув на выкройки, спросил:
Ателье на досуге открыли?
Да вот добыл где-то старшина на всех нас один лоскут материи, — ответила доктор Вера. — Думали мы думали, и решили Чижика приодеть, а то она в своих солдатских штанах больше на сорванца похожа, чем на девочку.
А она и есть сорванец, — улыбнулся комбат, — да еще какой! — Он дернул меня за косичку.
Варкес Нуразович разговаривал с доктором Верой, но то и дело поглядывал на Галину Васильевну, а та краснела и низко наклоняла над шитьем красивую маленькую головку. А что! Такие огромные черные глазищи хоть кого смутят!.. Пользуясь тем, что комбат стоял ко мне спиной, я скроила ему рожу. За «папеньку». Доктор Вера заметила и погрозила мне пальцем.