Я люблю его всю жизнь и буду любить до самой смерти!
Доктор Вера долго молчала, а я с тревогой ждала, что она скажет.
Милая девочка, мне очень тебя жаль, — наконец сказала моя наставница. — С тобою случилось несчастье.
Разве любить — это несчастье?
— Сейчас — да. А для тебя в особенности.
Почему?
Тут, Чижик, много «почему». Во-первых, ты еще слишком молода и неопытна. Во-вторых, не воображай, что вас разделяют какие-то ничтожные десять километров. Между вами лежит война. Ведь не попросишься же ты у комиссара в полк на свидание? А ему и думать нечего оставить батальон хотя, бы на два часа. Как же вы будете видеться? Знать, что он где-то рядом, и не иметь возможности встретиться — это тяжело.
Я переведусь в полк.
Абсурд. Кто тебя пустит в полк, несовершеннолетнюю? И еще я тебе скажу: а вдруг убьют твоего Федоренко? Ведь такое надо пережить...
Убьют Федоренко?! Да что вы, Вера Иосифовна! Разве это мыслимо?
Убивают же других. Ведь ты знаешь, где он находится.
То других...
Скажи, Чижик, он тебе объяснился?
Не объяснился. Но я знаю, что он меня любит. Он меня целовал.
Целовал? Ну, знаешь ли..,
— Доктор, честное слово, я не виновата! Это же нечаянно получилось. Само собой...
И я рассказала, как всё было. Доктор Вера опять задумалась.
— Вот что, девочка, — сказала она после долгого молчания, — трудно здесь что-либо советовать. Может быть, это еще пройдет. Я понимаю: необычность обстановки, сила первого впечатления, твое взбудораженное состояние... Одним словом, время покажет. Ну, а уж если не пройдет — значит, это серьезно. Разбирайся тогда сама. Тут никто не поможет.
Потянулись нудные дни. Письма от Федоренко не было. Я жила как во сне. Всё валилось из рук: кипятила шприцы с поршнями, и они лопались. Забывала вставлять в иголки мандрены, а в стерилизаторы решетки.
Зоя Михайловна, не терпевшая ни малейшей небрежности в работе, сердилась:
Чижик, спишь ты, что ли?
Тижик, ты тихо спэши, — советовал доктор Бабаян. — Так поступали дрэвние грэки...
Когда моя задумчивость уж очень раздражала старшую сестру, он за меня заступался:
— На нашего Тижика плохо действует вэсна. Это бывает.
Какая весна? Я ее и не замечала. Доктор Вера оказалась права: не было никакой возможности увидеться с Федоренко. Да и нужно ли это? Может, он просто пожалел, что я плачу?..
Я теперь постоянно прислушивалась к грохоту на передовой и про себя соображала: «В каком это полку?»
Наступил апрель. Мне исполнилось семнадцать лет, но настроение от. этого не улучшилось: писем не было, вообще не было никаких известий из полка. И вдруг приехал Карпов!