Но Эрик не сказал «Гитлер капут», он попросил... расстрелять его!
— Тут что-то не так, — усомнился комиссар. — Я еще не встречал ни одного немца, который бы пожелал добровольно умереть. Что ты, Чижик, путаешь? Спроси еще раз. Он фашист?
Эрик понял вопрос без перевода и энергично затряс головой.
Нет, он не нацист, и даже никогда не сочувствовал партии фюрера.
Запуталась переводчица, — съязвил Мишка.
А ты, умник, переводи сам, — осадил его комиссар, — ведь у вас одинаковое образование.
Я спросила у Эрика еще раз: да, он желает быть расстрелянным.
Видя наше замешательство, пленный даже плакать перестал и глядел на нас вопросительно и тревожно.
Выручил начальник штаба, он только что возвратился из дивизии и тоже пришел на допрос. Капитан Казаков чуть-чуть получше меня владел немецким, но всё-таки разобрался, в чем тут дело. Да, Эрик просит его расстрелять, так как доктор Геббельс заверял по радио, что пленных русские вешают вверх ногами. Эрик не хочет висеть вверх ногами: он не убил ни одного русского и рассчитывает на снисхождение.
Все засмеялись. Мишка Чурсин присвистнул:
— Во брешет, хромой кобель! Я бы этого доктора...
Комиссар сказал:
— И это грамотный человек: философию преподавал! Можно себе представить, как засорены мозги у рядового немца! — Он упрекнул меня, как это я не могла разобрать знакомую фамилию Геббельса.
Я взмолилась:
— Александр Васильевич! Да что я, настоящий переводчик, что ли! Вы послушайте только, как этот Эрик произносит фамилию Геббельса — ни за что не догадаетесь!
А что ты, Чижик, фамильярничаешь? Какой я тебе Александр Васильевич?
А что ж, я виновата, что у вас такой длинный чин? Старший, да еще и батальонный комиссар. И при чем здесь батальон, когда вы комиссар полка? Несклепица какая-то.
Все засмеялись.
Эрик заметно приободрился, наверняка усомнился в правдивости геббельсовского заявления: могут ли такие веселые люди повесить безоружного пленного, да еще и за ноги!
Ладно, — сказал комиссар, — за хороший перевод разрешаю: так и быть, называй по имени-отчеству. Надо бы тебя за дерзость заставить величать меня по-узбекски, да боюсь, язык вывихнешь — кто тогда будет пленных допрашивать?
И вас можно звать Антоном Петровичем? — обратилась я к командиру полка.
Он улыбнулся:
На здоровье!
Но смотри, при посторонних субординации не нарушай! — предупредил комиссар.
А то я не понимаю...
Когда пленного отправили в штаб дивизии, командир полка задумчиво сказал:
Даже не верится, что вот такой смирный и немолодой Эрик может расстрелять женщину, избить ребенка... А ведь звери, настоящие звери! Варвары...