Тельман ведь тоже немец, — возразил комиссар.— И ты об этом никогда не забывай! — повернулся он к Мишке. — Передали мне, как ты своим подчиненным уроки вандализма преподаешь: «Придем в Германию, всех передушим, перебьем!» Ты это оставь! Тоже мне Джек-потрошитель... Немец и фашист — большая разница. Впрочем, до Берлина еще далеко, и у меня будет время доказать таким, как ты, что Гитлер и мать Эрика не одно и то же...
Мишка недовольно засопел: обиделся герой! Еще бы, вместо награды — отповедь...
Впрочем, комиссар — человек справедливый. Вечером он распорядился выдать Мишкиным орлам по триста граммов водки на брата, и разведчики загуляли. Лопоухий Ванечка Скуратов, сидя на перевернутом ведре, играл на гармошке «русскую», а плясал Серега Васин — самый маленький среди рослых товарищей. Серега ловко выколачивал дробь ногами в блестящих сапожках, а от его частушек зрители держались за животы:
Плясать пойду —
Рукава спущу,
Холостого из разведки
Ночевать пущу.
Вот озорники!
В тот же вечер я обратилась к комиссару по личному вопросу.
— А кто у тебя в соседнем полку? — спросил Александр Васильевич. — Что ж ты молчишь? Отец, брат, сват?
— Там капитан Федоренко...—ответила я едва слышно. Комиссар поглядел на меня насмешливо:
Ни больше ни меньше, как сам Федоренко? Интервью хочешь взять? Ты военкор?
Нет, я просто так... (Ох, легче провалиться!)
Ага!.. На свидание, значит?—догадался комиссар.— Любовь? Не пойдешь!
Я так и знала, что вы не отпустите. Все комиссары против любви...
Не знаю, как другие комиссары, но я любовь не отрицаю. Настоящую, разумеется. Где молодость — там и любовь. Соловьи и на фронте поют. Выйди-ка на рассвете к хозроте да послушай. Что выделывают, шельмецы! Даже сердце замирает...
Очень-то нужны мне ваши соловьи... — голос мой предательски дрогнул.
Отпусти ты ее, Александр Васильевич, — вступился за меня командир полка.
Молода слишком на свидания бегать. Ведь ей, Антон Петрович, только шестнадцать лет.
Всё и будет шестнадцать! Мне уже семнадцать с гаком...
Ну иди, раз уж семнадцать, да еще с гаком, — усмехнулся комиссар, — но чтобы это было в первый и последний раз!
Как бы не так! — засмеялся командир полка.
Ах ты, сукин сын, толстяк начсандив! — захохотал и комиссар. — Нечего сказать, скромную девушку мне подсунул! Уж куда скромней...
Не помня себя от радости, я выскочила из землянки и стала лихорадочно собираться. Еле-еле выпросила у Петьки утюг юбку погладить. Во жмот! Утюг, видите ли, комиссаров. Понеслась на кухню.
Старый повар долго на меня сердился, но меня это мало беспокоило. На кухне поддерживался порядок, а больше мне от упрямого деда ничего и не требовалось. Качество пищи — это уж сфера деятельности Володи.