Олег был не один. Слева от него за столом для совещаний сидел Афанасий Иванович Клоков, «наш главный по трупам», как его за глаза называли сослуживцы, и докладывал результаты экспертизы. Я, похоже, застал самое интересное, пропустив скучное и длинное вступление, от которого Клоков никогда не отказывался, не взирая на кислые мины слушателей.
— …Итак, причиной смерти Ильхана Рафаиловича Амиева однозначно явился перелом шейного отдела позвоночника, совершенный, скорее всего в состоянии бодрствования, ибо наличествуют множественные разрывы волокон и фасций шейных мышц, что свидетельствует о попытке сопротивления смертельному воздействию, — методично вещал Клоков, перелистывая файлы с заключениями. — Вывод: такое воздействие мог совершить только очень сильный и специально тренированный человек, мужчина…
— А женщина? — не утерпел я, присаживаясь напротив эксперта. — Киллерша-амазонка?
Клоков недовольно покосился на меня, узнал, удивленно вздернул кустистые брови и продолжал:
— Нет, Дмитрий Алексеевич, вряд ли женщина способна на такие силовые упражнения. К тому же результаты исследования волос, найденных на постели возле убитого и в его руке однозначно указывают на принадлежность их молодому мужчине, а не женщине. Видимо, была схватка, хотя и очень короткая…
Он замолчал на полуслове, увидев наши с Олегом вытянувшиеся физиономии, и спокойно уточнил:
— Я что-нибудь не то сказал?
— Дело в том, уважаемый Афанасий Иванович, — хрипло проговорил Ракитин, — что по оперативным данным никакого другого мужчины в номере не было. Это полностью исключено.
— А вот это уже ваши проблемы, Олег Владимирович, — невозмутимо отпарировал эксперт, затем сложил листки в папку, закрыл ее, отодвинул на середину стола и встал. — Надеюсь, в достоверности результатов экспертизы у вас сомнений не возникло? Всего хорошего, господа!
Он вышел, а мы с Ракитиным молча уставились с двух сторон на злосчастную папку, будто она была виновата в том дурацком положении, в котором мы сейчас оказались.
— Что ж, — решился через пару минут Олег, — пошли к Матвеичу за слонами?
— По-моему, мы их всех не унесем — слишком много, — буркнул я, поднимаясь. — Да я тут вам еще одного припас…
* * *
У комиссара против ожидания все прошло без сучка, но и без задоринки. В смысле, Николай Матвеевич был на редкость мягок и обходителен в выражениях признательности своим как постоянным, так и временным подчиненным за их нерасторопность, близорукость, недальновидность, тугодумие, раздолбайство и непрофессионализм. Так что, хотя до «слонов» дело и не дошло, но и особого задора и энтузиазма всем присутствующим разбор полетов не прибавил.