– Когда Люба Лазарева найдется.
– При чем здесь Лазарева? – не понял Прямыхов.
– А при том, что пропала она. Сначала Катерина пропала, потом Ольгин, теперь вот Лазарева…
– Почему Лазарева пропала? Может, ушла куда-то? Или в Москву поехала, дочь свою непутевую искать?
– Кто вам про Москву сказал?
– Ну, спрашивали – сказали.
– У Лазаревой несколько иное мнение.
– Я не знаю, что тебе Лазарева сказала… Да и говорила ли… Странная какая-то ситуация, все, кто имеет с тобой дело, куда-то пропадают. Может, и дочь Лазаревой пропала. И сама она пропала. Если ты считаешь, что пропала, то я, наверное, поверю…
– Ну да, это подходит под твою версию о моей виновности, – криво усмехнулся Федор.
– Боюсь, что это единственно верная версия… Думай, Старостин, думай. Вспоминай, как ты убивал. Куда Валентина твоя пропала, вспоминай, куда Ольгин делся…
– Кто меня по голове ударил, тоже вспомнить?
– А кто тебя по голове ударил?
– Действительно, а кто меня по голове ударил?
– Тебе видней.
– Будь я начальником РОВД, я бы всех здесь на уши поставил, чтобы узнать, кто на моего сотрудника напал. Это же плевок в лицо всей нашей милиции, а майору Прямыхову хоть бы хны! Гораздо легче обвинить своего сотрудника в убийстве, чем преступника искать!
– Вот только давай без пафоса! – болезненно скривился Прямыхов.
– Это не пафос, Илья Викторович, это твое направление на пенсию. Кто поверит в твою ересь насчет меня? Начальство поверит? А где улики? Сказки про оборотня не в счет. Ты их внукам своим на пенсии рассказывать будешь. И вспоминать, как ты Антонину Зотову обхаживал…
– Что?! – возмущенно, но при этом с чувством вины взвился Прямыхов.
Федор отвернул голову. Кажется, его слова попали в цель, но что-то не хотелось добивать своего начальника. Фактами, уликами по нему бить – это здорово, но ведь он ведет с ним бой на уровне догадок, как это делают завзятые сплетники.
– Ну, знаешь!.. – резко поднялся со своего места майор. – Факты тебе нужны? Будут тебе факты!
Он ушел, а через какое-то время появился столяр, который установил задвижку на дверь палаты. С внешней стороны затвор поставил. Решетки на окнах уже стояли, теперь вот дверь можно было запереть со стороны коридора. И охрана наверняка будет. Что ж, Прямыхов сделал все, чтобы палата превратилась в тюремную камеру.
А вечером в палату зашла дежурная медсестра и с мегерским каким-то злорадством попросила пижаму. Сказала, что новую принесет. Федор послушался ее, но взамен не получил ничего.
Мало того что теперь он находился в одиночной камере, так его еще и раздели. В трусах и майке даже ночью далеко не убежишь. Но так ведь и больничная пижама не самая лучшая одежда для прогулок по ночному городу.