Мы в один голос выразили одобрение и удивление:
— Откуда??
Гордо подбоченясь, внук ответил:
— Между прочим, я и бабушке попал.
— Чего, чего? — умиляясь, спросил Вадим.
— Они с бабушкой в тир похаживают, — пояснил я. — За попадание в цель — конфета.
— Завтра я и вам попаду! — Он ткнул пальчиком в сторону Вадима, засмущался и убежал.
В Москву мы привезли каркас первого варианта «Победы». Сами понимали, что предстоит еще не раз переделывать, а уж после редколлегий и худсоветов — тем более. Потом надо будет перевести сценарий на немецкий язык и отправить в ГДР — картина, как было решено, создается совместно с киностудией «Дефа».
Мы понимали, что наши немецкие коллеги, поскольку они частично финансировали проект, тоже не поскупятся на советы, пожелания, замечания.
Александр Борисович Чаковский (характер ого-го!) пожелал читать сценарий только в завершенном виде. Это вызывало у нас нешуточное беспокойство: ведь мы вносили в киновариант романа кое-что и свое, а амбиции писателей хорошо известны: «только так, как у меня». Как часто режиссерам приходилось доказывать авторам, что роман и сценарий, книга и фильм — не одно и то же: законы разные, природа иная.
Надо было показать кому-то первому наш с Труниным «бред». Кому? Конечно же, моему постоянному, верному другу и редактору Нонне Быстровой. Зная ее по предыдущим работам, я уже представлял, как Нонна Леонидовна, красивая и умная женщина, сядет перед нами и, очаровательно грассируя, раздраконит нас. Но знал я и то, что на худсовете самым лучшим адвокатом будет она. А защита для нас — кислород.
Атмосфера вокруг только начатой работы накалялась. На мой взгляд, это было естественным: госзаказ, съемки в Германии и Финляндии, относительно нормальное финансирование, больше внимания организации производства — все это не могло не вызывать зависти коллег. А поскольку к тому же Чаковского уважали, а больше — нет, Матвеева любили, а больше — наоборот, то поползли ядовитые слушки: «Очередная конъюнктура», «Суперагитка», «Готовится пародия на западный образ жизни»…
Ладно, будем жить так, как сказал кто-то из мудрых:
«Терпение — это искусство надеяться».
В романе, а следовательно, и в фильме, кроме исторических персонажей действовали и герои вымышленные, придуманные Чаковским. Они не только свидетели описываемых событий и в какой-то степени их участники, но и комментаторы, трактовщики. Это журналисты Воронов (СССР) и Брайт (США). В период Потсдама — они друзья, спустя 30 лет, уже в Хельсинки, пройдя через душ «холодной войны», — противники.
Смысловая нагрузка на эти два персонажа огромная. Они как бы держат скелет произведения, а выписаны были в романе газетно, очерково. Герои не действующие, а функционирующие. Ладно Брайт, этот хоть наделен некоторой эксцентричностью, с еле заметными намеками на юмор, а уж Воронов…