— Как?
— В первой картинке на плацу маршируют солдаты… Во второй — крупный план орущего командира… В третьей солдаты втыкают в чучело штыки… В четвертой в мишенях возникают пробоины от пулеметной стрельбы… И таких картинок-подробностей можно дать очень много. И вся эта мешанина сопровождается звуковым напором: грохотом сапог по плацу, немецкой речью, взрывами гранат… вот именно так поданная информация может зрителя ошеломить…
Вадим, не сказав ни слова, закурил, вышел на балкон. Потом вернулся.
— Знаешь, старик, это действительно бред! Однако что-то во всем этом есть привлекательное… Есть! Но если в фильме будет только одна такая сцена — это бельмо на глазу…
— Зачем же одна? Несколько! Полиэкран должен стать своего рода приемом.
Я уже начинал раздражаться. Но увидел, что Вадим потихонечку «врубается» в проблему, хотя какой-то червячок его все еще точит. Надо дожимать, решил я.
— Вот, к примеру, такой сюжет. В Хельсинки в семьдесят пятом году на совещание прибывают тридцать пять глав государств Европы, США и Канады. Для исторического фильма пропустить событие такого масштаба непростительно. Надо представить всех деятелей — они же личности. Опять прибегаем к полиэкрану: президент Форд спускается по трапу; Чаушеску садится в машину; Брежнев идет по перрону с Урхо Кекконеном; архиепископ Макариос дает интервью… И так за пятнадцать — двадцать секунд мы всех особо важных персон подаем зрителю на «блюдечке с каемочкой»…
Вдруг Трунин стал захлебываться гомерическим хохотом. Я ждал, чем кончится эта смеховая истерика.
— Можно предложение в порядке бреда? — спросил Вадим, вытирая слезы. — Давай покажем, как всех глав государств Леонид Ильич по очереди целует взасос!..
Какое-то время мы резвились оба. В ход пошли байки, анекдоты. Успокоились…
— Не кажется ли тебе, Женя, — размышляя вслух, серьезно спросил Вадим, — что от твоего бреда сильно попахивает плакатом?
— Кажется. Очень даже кажется. Но давай рассуждать так: фильм по жанру должен быть политическим, публицистическим. Верно?
— Верно.
— Фильм-призыв. Призыв к миру. Так?
— Так.
— И, как мне думается, плакат сродни этому жанру. В конце концов, кому какое дело, каким стилем мы доплывем до берега, к которому стремимся? Почему мы, находясь только в начале пути, уже должны пугливо оглядываться по сторонам: «А что скажет княгиня Марья Алексевна?!» Давай хоть сейчас не подавлять нашу фантазию. Отбиваться нам еще предстоит.
В дверь постучали. В комнату вошел мой шестилетний внук Алеша. Он многозначительно положил передо мной конфету и стал в позу выжидающего, ну, дескать, спросите, откуда сладость?