На многочисленных репетициях и пробах были актеры очень похожие на прототип, но… Черчилль — оратор, военный, журналист, литератор, художник. Черчилль — надменный, коварный, завистливый, тщеславный. Он презирал толпу и женщин. И при всем при том до мозга костей аристократ!..
Пригласили мы Георгия Павловича Менглета. Судя по театральным его работам, он был для меня скорее явной противоположностью Черчиллю: весельчак, щеголь, легко порхающий любовник… К тому же еще и артист Театра Сатиры! А какая же сатира без преувеличения, буффонады, гротеска?..
Словом, все эти качества актера были мимо кино, мимо Черчилля.
Андрюша Миронов (он тоже из Театра Сатиры) как-то сказал мне:
— Не накручивайте себя! Вы Менглета в жизни видели?
— Нет.
— Повстречайтесь… Умоляю!.. Вы увидите совсем другого человека!
Одно то, как горячо Миронов рекомендовал своего коллегу, с каким уважением отзывался он о старшем товарище, сыграло свою роль. — я уже не мог не повстречаться с Менглетом.
Повстречался и… влюбился.
— Я ведь никогда не снимался в кино… — извиняющимся тоном сообщил мне Георгий Павлович. — Не знаю, смогу ли.
Разумеется, я понимал его сомнения: условия чисто производственные на сцене и съемочной площадке несравнимы — это как рай и ад. Удивительно: чем старше человек, чем опытнее актер, тем серьезнее и строже относится он к своему делу.
Сокрушаюсь иногда — откуда у некоторых молодых актеров появляется этакая фанаберия? Еле-еле издав, как цыпленок, свой первый писк — ходит уже петухом… Сколько погибло молодых и способных от самоуверенности и чванства…
Больше недели с раннего утра до позднего вечера Мы с Вадимом Труниным просматривали в затемненном зале хельсинкского радиотелецентра снятые киноматериалы о Совещании 1975 года. Такую массу несмонтированной, нецензурованной и никому еще не показанной, под грифом «секретно», пленки — я видел впервые. Было чему радоваться, поражаться, чем возмущаться.
Вот один пример: к Дворцу «Финляндия» подкатил кортеж. В белоснежной рубахе, с пиджаком на руке вышел Л.И.Брежнев. Окруженный свитой, он задержался в тенечке под карнизом здания. Закурил.
В это время появились машины румынской делегации. Чаушеску вышел, увидел Брежнева и застыл. Взгляды вождей встретились. В этой паузе читалось: кто подойдет поздороваться первым?
Чаушеску хоть и был коммунист, однако всегда демонстрировал свое особое отношение к СССР. Так и тут: он неловко топтался на месте, но, преодолев гордыню, подошел. Брежнев снисходительно похлопал его по щеке ладонью, что-то произнес. Что?
Мы разыскали свидетелей этой необычной сцены. Они «озвучили» изображение. Брежнев тогда сказал: «А ты разжирел, малый!»