Вот почему я не возвращаюсь в партию коммунистов, и когда мне сказали, что начинаются выборы и мне надо участвовать в этой кампании, я ответил отказом: сказал, что теперь не с ними, хотя я и был членом компартии с 1946 года. Вы сначала покайтесь: и за расстрел царской семьи, и за то, что Россия устлана костями миллионов погубленных ни за что людей, лучших людей России. Докажите, что вы теперь другие коммунисты… Но нет, молчат…
И, отвечая одному очень приставучему журналисту, я сказал: «Партбилета я не порвал. Он слишком дорог мне, я с ним прожил пятьдесят лет. В нем такая сила любви к своей Родине, к народу… И мечта… Теперь, когда все рухнуло, я создал свою партию. И я — единственный ее член и генеральный секретарь. Называется она ЖПСС!»
Журналист опешил…
Расшифровываю: Жить По Собственной Совести… Это название, конечно, шутка, но я живу по этому названию всерьез…
Новая жизнь, реформы даровали народу свободу. Ликовать бы! А меня терзало другое, в душу вползал страх: так ли мы ее понимаем? Умеем ли ею пользоваться? Тогда почему так напористо, даже агрессивно хлынули в нашу жизнь цинизм, хамство, неуважительное отношение к старикам, женщинам, жестокость по отношению к детям?.. Почему с экрана, со сцены вытолкнули любимых героев из народа — рабочих, крестьян, учителей, врачей?.. Как могло случиться, что в открытые шлюзы весьма своеобразно понятой «свободы» понеслась мутным потоком всякая гадость, нечисть, пошлость?..
Меня мучила и другая мысль: как после распада большой страны жить дальше? Я не мог, не хотел поддаваться этому дикому рынку, ставить картины, потакающие низменным страстям, убогим вкусам. Я не хотел делать такие картины, где герои только тем и занимались напоказ, что теперь называют «любовью». Любовью «занимаются» животные, а люди — любят! Любят сердцем. Только это и есть Любовь, достойная Человека! Только такая Любовь и держит мир…
Вообще-то я неразговорчив (особенно если трезв). Таю от удовольствия, слушая умных рассказчиков и… анекдотчиков, вралей… В Малом театре я заслушивался Иваном Любезновым. Свои фантазии он начинал обычно так: «Вот на днях со мной был такой случай…» И как изобретательно, ярко, образно, сочиняя на ходу, он врал!..
С началом реформ я и нетрезвый умолк! Если и пытался выложиться перед кем-то, то вскоре стал понимать — не о том и не с тем я говорю. Понимал: свобода слова — это когда и сам с собою, прежним, не согласен. Не согласен со своими прежними поступками, которые совершал, искренне веря, что делаю благородное, как мне тогда казалось, дело… Вот и спорил с собою…