Одни подавленно молчали, другие шептали: «Быть такого не может…», третьи требовали: «Казнить их!»…
Зашел я в один из дней в наш медпункт — на очередную смазку голосовых связок. Мария Львовна, милый наш доктор, испуганно взглянула на меня своими огромными глазами и, жалобно выкрикнув «Ай!», склонилась на столик с инструментами… Зарыдала… Я стоял молча — растерялся. Не знал, как утешить ее, как успокоить в таком горе…
— Вы меня не боитесь? — спросила Мария Львовна, вытирая марлечкой глаза. — Вы сегодня первый… А вот… — она назвала фамилии четырех моих коллег, — на процедуру не пришли… Не доверяют…
Партийное собрание… В президиуме — представитель Свердловского райкома ВКП(б) и секретарь партбюро Малого театра Диканов. В зале — 140 членов партии. Состояние у всех гнетущее, мерзкое.
— Товарищи коммунисты! — словно на панихиде, обратился к залу представитель. — В связи с правительственным сообщением по делу о врачах-убийцах… Райком партии считает, что обязанности секретаря партбюро творческого цеха Михаил Иванович Жаров исполнять не может…
Все знали, что Михаил Иванович был женат на Майе — дочери известных медиков, профессора-кардиолога Гельштейна и профессора-рентгенолога Бьеховской, названных в списке «убийц».
Представитель райкома сел, встал Диканов:
— Может, есть желающие выступить?
Желающих не нашлось…
В гробовом молчании послышалось, как что-то звякнуло. Это мой сосед уронил на пол связку ключей.
— Тогда предоставим слово товарищу Жарову, — сказал Диканов.
Михаил Иванович шел к трибуне неузнаваемой походкой: по-стариковски шаркая и медленно. Он обхватил ручищами края трибуны, словно пробуя ее на прочность, и, проглотив тот знакомый нам, актерам, комок, сказал:
— Вы ждете, что я сейчас от тестя и тещи откажусь? — Побелевшие его губы дрожали. — А я скажу так: очень жалею, что редко встречался с этими умными, интеллигентными людьми. Они бывали свободны вечерами, а я вечерами всегда был на работе… Больше сказать мне нечего!..
Как только Диканов объявил о закрытии собрания, все суетливо кинулись к выходу.
В зале остались Михаил Иванович и четыре-пять молчаливых свидетелей его горя. Он, бросивший курить, попросил сигарету. Курильщики с готовностью протянули руки. Глубоко затянувшись «дукатиной» и тихо прохрипев: «Спасибо, ребята», быстро (не как на трибуну) пошел по длинному коридору. Там он встретил Виталия Дмитриевича Доронина — красивого человека и артиста от Бога. Обнявшись, они скрылись, в лифте. Как хорошо, подумал я, что Жаров в эту минуту встретился именно с ним…
А какие чувства испытывал я? Сейчас чего проще: «Чужую беду руками разведу!» А тогда? Ведь я искренне верил своей партии, безоговорочно откликался на все ее призывы. Но в историю с врачами верить не хотелось. Не могло такого быть!.. «А вместе с тем, черт его знает», — стучало где-то в затылке…