— Но ведь в моче — верный признак вильсоновой болезни. И все другие симптомы…
— Попробуем быть диалектиками. Недостаточность энзима вызывает потерю меди, а эта потеря ведет к поражению определенных участков мозга. Перевернем ситуацию. Поражение, или психическое подавление, тех же участков мозга ведет к изменению биохимии организма, потере этого самого энзима и выделению меди. Возьмите болезнь Граве или психическую базедову болезнь — разве здесь нет серьезного нарушения гормонального биохимического равновесия?
— А ведь получается неплохо,— вырвалось у палатного врача, но он умолк, искоса взглянув на свою серьезную начальницу.
— Что ж будем делать? — спросила та уже гораздо мягче.— Пожалуй, следует прежде всего проверить ваше предположение. Я попрошу доктора Синицына сейчас же позвонить родителям Миши и расспросить о периоде, предшествовавшем заболеванию. С точки зрения психической депрессии. Палатный врач встал и пошел к телефону.
— Великолепно! — воскликнул Гирин.— А потом, вероятно, следует начать с успокоителей. Этих зонтиков, широко защищающих мозг от всяких потрясений.
— Зонтиков — какое меткое название! — рассмеялась заведующая.— Биохимики прямо поэты. Мне так и представляется широкий зонтик, раскрытый над обнаженным мозгом больного!
— А собственно, так и есть. Все эти родственные атропину, да и кураре, успокоители отлично действуют даже при эпилепсии. Итак, мелларил. Дадим вдвое.
— А потом?
— Проконсультируемся с профессором Рогачевым насчет гипноза. По-моему, хорошее внушение, и вильсонова болезнь, если она мнимая, исчезнет. Это я беру на себя, а вы — зонтик. Идет?
Заведующая кивнула, глядя в конец коридора, откуда появился палатный врач.
— Выяснили?
— Ничего особенного. Перед заболеванием мальчик был очень угрюм, молчалив, но ни в чем не признавался родителям, не подтвердил ни одного предположения матери: несчастная любовь, плохая компания и тайная болезнь — этот набор у всех матерей одинаков.
— И, кстати, наиболее част на самом деле,— сказал Гирин.— Но это выяснится потом, а сейчас похоже на депрессию, отчего бы она ни произошла. А долго было это состояние, не сказали?
— Сказали. Около года.
— Вполне достаточно. Эх, родители! То слишком вмешиваются, портят жизнь и психику детей, то предоставляют им свободу, когда этого делать нельзя. Скоро ли мы сумеем давать обществу правильно воспитанных детей? Когда поймем, наконец, что воспитание — самое важное дело и здесь нельзя пренебрегать никакими возможностями?
— Какой вы странный человек,— сказала заведующая.— Огорчились, будто вам самому нанесли большой ущерб.