Объявив своей целью «добиться передачи в состав Украины всех территорий СССР, где компактно живут украинцы», Скрыпник принялся рассылать по Кубани, Северному Кавказу, Казахстану и Дальнему Востоку бригады «просветителей», учреждавших украинские школы, театры, газеты, — на предмет грядущего воссоединения, «пробить» которое Скрыпник, имевший колоссальные связи, всерьез рассчитывал.
Впрочем, громадье планов бывшего чекиста и прокурора грезами о воссоединении не ограничивалось. Ни в коей мере. В 1928-м не где-нибудь, а в журнале «Большевик Украины», центральном органе ЦК КП(б)У (официоз выше некуда), появилась статья близкого к телу экономиста М. Волобуева «К проблеме Украинской экономики», где утверждалось, что, поскольку при царизме русские колонизаторы нагло грабили украинские ресурсы, теперь РСФСР обязана «компенсировать» УССР все отнятое за века «беспощадного гнета». Как? Очень просто. Вполне достаточно, утверждал автор, во-первых, санкционировать «территориальное расширение Украины за счет развитых в промышленном отношении областей, в том числе с нею не граничащих», а во-вторых, признать право Украины «на развитие в своих обособленных природных национально-экономических границах, продавая свою продукцию РСФСР и ЗФСР по естественным ценам». Идея была так красива, что из Москвы даже прикрикнули.
Зато принятие в 1927-м Всеукраинской конференцией правописания т. н. «харкiвського правопису» aka «скрипникiвка», главной особенностью которого (что и по сей день бросается в глаза) было очевидное стремление авторов максимально оторвать украинский язык от русского, встретили вполне спокойно. Не глядя, что энтузиасты-реформаторы, упразднив «е» в пользу «о йотированного» (типа, нам от москаля Карамзина подачек не надо) и введя «г фрикативное», на том не угомонились, а принялись «латинизировать» и графику букв, стараясь как можно дальше развести «новий правопис» с кириллицей. Между прочим, нынешняя канадская и прочая диЯспора, произношением и «особыми» буквами подчеркивая свою «украинскость», пользуется именно подарком убежденного «коммуняки» Скрыпника. Но это так, к слову.
Естественно, весьма ко двору новому наркому пришелся и шустрый Николай Хвилевой. «Украинское общество, — писал он, развивая тезисы, намеченные в прежних памфлетах, — окрепнув, не примирится со своим фактическим гегемоном — российским конкурентом. Мы должны стать немедленно на сторону молодого украинского общества, представляющего не только крестьянина, но и рабочего, и этим навсегда покончить с контрреволюционной идеей — создавать на Украине русскую культуру… Европа — это опыт многих веков. Это не та Европа, которую Шпенглер объявил «на закате», не та, гниющая, к которой вся наша ненависть. Это — Европа грандиозной цивилизации, Европа — Гете, Дарвина, Байрона, Ньютона, Маркса… Это та Европа, без которой не обойдутся первые фаланги азиатского ренессанса». Не знаю, что творилось в голове литератора, судя по всему, до конца жизни считавшего себя коммунистом, но ничего общего с «классовой теорией» эта философия не имела. Она, в сущности, вышла даже за рамки мудрствований старика Грушевского, невинно противопоставлявшего «европейскую Украину-Русь» «азиатской России». Логика рассуждений сама по себе вела поэта куда дальше, о чем говорят сами названия статей («Прочь от Москвы!», «Украина или Малороссия?», «Ориентация на психологическую Европу»), и в итоге едва ли не дословно, по пунктам, смыкаясь с философией Дмитра Донцова.