Второй, более вменяемый вариант (мол, на правом берегу возникли политические осложнения, требующие личного присутствия лидера) тоже не убеждает, поскольку упомянутые осложнения хоть и возникли, но месяца через три, если не позже. Странно, правда?
Кроме того, с позиции здравого смысла трудно понять: почему, убывая, Дорошенко оставляет край именно на Демьяна Многогрешного. Несмотря на все, сторонники «царя восточного» на левом берегу многочисленны, черниговский же полковник, пожалуй, единственный из местной элиты, не резавший в январе москалей, а следовательно, имеет возможность говорить с Ромодановским. Для остальных эта опция закрыта, по крайней мере сейчас, по горячим следам, поскольку уже ни для кого не секрет (на примере Данилы Выговского и еще ряда деятелей): Москва легко простит измену, понимая, что казаки иначе просто не умеют, но не убийство «государевых людей». Так что любому из объявленных в розыск, хотя бы полковнику Самойловичу (запомним, кстати, это имя), ежели он будет оставлен на хозяйстве, спасая себя, любимого, придется оказать москалям сопротивление. По крайней мере, на срок, достаточный для подхода помощи с правого берега или из Крыма.
Опять странно? Безусловно. Сделаем зарубку на память.
Дальнейшие события предсказуемо скучны. Петр Дорофеевич вернулся домой и начал бракоразводный процесс (или еще что, на эту тему история молчит). Наказной же Многогрешный, не побыв проконсулом и трех месяцев, встретился с Ромодановским и, как умный человек и патриот, не стал оспаривать некоторых объективных истин. А именно: (а) Андрусовский договор имеет законную силу, (б) посему до Правобережья великому государю дела нет, а населению Левобережья нужны мир и стабильность, и (в) ежели в «русской» части Малой Руси не появится полноценная, законно избранная власть, то Москва, вне зависимости от своего желания, будет просто вынуждена ввести прямое управление. Признав весомость доводов князя, пан Многогрешный, со своей стороны, замолвил словечко за коллег, которых попутал бес в лице «Ваньки-каина», убийцы и клятвопреступника (чего, впрочем, и следовало ждать от безродного хама?), к чему с полным пониманием отнесся уже Ромодановский.
Так что Рождество амнистированные отмечали уже не в схронах, а в кругу семьи, а в начале 1669 года рада в Глухове, единогласно избрав Демьяна Игнатьевича гетманом Левобережья, утвердила новые «статьи». «Продиктованные Москвой», — уточняют мифологи, забывая, однако, что диктовала Москва строго по тексту II Переяславского договора, отменяя новации покойного Брюховецкого: сбор налогов вновь стал исключительной прерогативой местных властей, а русские воеводы отныне назначались не во все города левого берега, а только в пять стратегически важных пунктов, без права вмешиваться в управление. Как ни странно, правый берег на все это отреагировал (еще одна загадка) стоическим молчанием; не то что «По коням!» собственным хлопцам, но даже воззвания в стиле «Nо pasaran!» к левому берегу не последовало, разве что Многогрешного обозвали предателем.