Однако все проходит. Король-воин умер. Война с турками успешно завершилась. Татары притихли. А для «домашней войны» (в Польше «патриоты» Станислава Лещинского, ставленника Франции, схватились с «саксонцами», опекаемыми Россией) казаки не годились. Да и вообще, само слово «казак» вызывало у поляков вполне понятную идиосинкразию. Посему в 1699 году Сейм принял закон об упразднении казачества как класса. Вообще.
Результатом, естественно, стал мятеж. Серьезный. Но неудачный. Казаков было мало, многотысячных толп поднять они не смогли за неимением в крае таковых. Так что небольшое, но профессиональное войско, возглавленное лично коронным гетманом Адамом Синявским, довольно быстро разгромило бунтарей, пересажав на колья лидеров, которым не повезло попасть в плен, а последние искры беспорядков погасила Россия, дорожившая союзом с Польшей против шведов больше, чем Правобережьем со всеми его проблемами. Хотя, возможно, и не без огорчения, в порядке nothing personal, just a business. Самому Семену Палию посчастливлось: он был арестован Мазепой, судим мягким российским судом и поехал осваивать Сибирь.
Но и после этого потрепанное правобережное казачество сохраняло лояльность «восточному царю», надеясь, что он рано или поздно, не мытьем так катаньем, но оттягает правую сторону. И вовсе не исключено, что именно это входило в планы Петра. В конце концов, Август Сильный, сидевший исключительно на русских штыках, дорожил польской короной — в основном как головным убором, без которого прозябал бы в простых курфюрстах. Убедить буратинку в том, что Польша без Правобережья смотрится на карте даже лучше, особого труда не составило бы.
Увы. Прутская конфузия 1711 года смешала карты. Победоносная Турция категорически протестовала против российского проникновения на юг, Швеция все еще брыкалась, а поляки, и так обиженные потерей половины Periferia, могли бы поголовно уйти к Лещинскому Так что Гродненская конвенция была исполнена до буквы. К 1714-му российских частей на правом берегу не осталось, что ввело всех, считавших себя казаками, в замешательство. Хулиганить они были горазды, но вот противостоять силам правопорядка, как показала Палиивщина, — отнюдь. К тому же ни Палия, ни, на худой конец, Самуся уже не было в живых, а наличная мелочь никого ни на какие подвиги увлечь не могла. При этом натворить «новые реестровые» успели столько, что кол в задницу можно было считать вполне заслуженной и не худшей перспективой. И начался исход. Не только добровольный, но и очень-очень шустрый. Благо на левом берегу мигрантов не только привечали, но и трудоустраивали (зять Палия, «полковник» Танский стал даже настоящим полковником). В итоге правый берег достался полякам в виде полупустыни. Чему паны, учитывая, кого потеряли, были, скорее всего, даже рады.