— Готово?
Человечек завращал глазами, стараясь выглядеть недопонимающим.
— Ч-что?
— Дифтера, спрашиваю, готова? С описанием богов и героев? Меня Адмет прислал. Велел передать, что, если дифтеры к рассвету не будет, к вечеру не будет тебя. Сперва я тебя побью. Потом утоплю. Потом, — Геракл подумал, — ну, пожалуй, глаза выколю. Доступно?
Писчик захныкал, вращая буркалами сильнее.
— А что я могу сделать? Всех героев уже описали, все их подвиги использовали! Всех богов по местам рассадили! Никого не осталось! Всех по полисам растащили, Микенам ничего не оставили! Сизиф — в Коринфе, Аргос на Персея руку наложил, фессалийцы про своего Ясона целый эпос накатали, про Тесея и то лишь афиняне могут писать! А у нас только колченогий Хирон, да и тот уже пять лет без дела сидит. Нет у нас героев, нет!
Геракл разжал лапу, уронив несчастного на дворовые камни.
— А главное — никто и не хочет героем быть, — продолжал тот. — Они ж все кончают плохо. Что вы хотите от бедного писчика?
Геракл задумчиво почесал голову.
— Глаза выколю, — напомнил он.
Хныканье усилилось.
— И вообще, — добавил пастух, — я бы вот с удовольствием героем стал.
Писчик встрепенулся.
— Да? — глянул недоверчиво. — И что, так вот и можешь объявить себя героем?
— Ну…
— Выйти на площадь, крикнуть «я — герой!»?
— А что?
— Так герой должен быть один!
— В смысле? — не понял Геракл. — Это типа, всех убью — один останусь?
— Да нет, — писчик махнул ручонкой на непонятливого обалдуя. — Он должен быть один, совсем один, ни семьи, ни детей, друзей должен навечно успокоить, баб отлюбить и сразу забыть. Несчастные вобщем люди.
— Ха! Для меня это совсем не проблема. Особенно про отлюбить и забыть.
Писчик вскочил на ноги.
— Да? Здорово! Тогда давай. Сейчас выходишь на площадь, объявляешь себя героем, за ночь совершаешь парочку подвигов, к утру я их описываю!
Геракл потупился.
— Ну… Объявить-то я объявлю. А вот подвиги…
— А что — подвиги? Вот, говорят, в горах лев завелся. Иногородние герои уже всех перебили, а этот где-то прячется.
— Да нет, — смутился пастух. — Я его уже нашел…
— И?..
Геракл машинально оправил облезлую рыжую шкуру.
— Ослом оказался.
Писчик сел обратно на камни.
— Да-а… А змеи? У побережья, рассказывали, целый выводок гадюк обнаружили.
— Да какие они гадюки? Так, ужики.
— Проблема…
Он снова вскочил и начал ходить вокруг колодца, помахивая сухими ручками. Потом глянул на Геракла, словно только что заметил.
— Слушай, а ты не тот ли… пастух, что на прошлой неделе святилище Геры разрушил?
— Я, — сконфуженно признался Геракл. — Только не разрушил, а лишь попортил.