— Так мне и не к спеху, — успокоил Наваскина лекарь. — Пойдемте, пойдемте, договоримся обо всем, и деньги каптерщик вам выдаст.
Золич увел мастерового, похоже, скоро финансовое положение Наваскина заметно улучшиться, и лекарь не единственный будущий заказчик.
На следующий день умер Превин. Алексу ничего не сказали, он сам случайно подслушал разговор двух санитаров, пожилые дядьки обсуждали подробности предстоящих похорон. Тех, кто был убит на переправе, похоронили там же, на кладбище ближайшей деревеньки в братской могиле. Умерших от ран в полковом лазарете, по традиции, закапывали на городском кладбище, где у полка был свой участок. Там и предстояло упокоиться старшему унтер-офицеру охотничьей команды.
Лейтенант потребовал к себе каптерщика.
— Сколько денег у меня еще осталось?
— Еще червонец с мелочью.
— Купишь на них гроб. Дубовый. Самый лучший. Хватит на гроб?
Каптерщик, инвалид-ефрейтор, глянул на лейтенанта и внес другое предложение.
— Вы на счет гроба не беспокойтесь, господин лейтенант, из полковой казны денег дали, ребята еще скинулись, кто, сколько мог, все будет сделано, как у людей. А что останется, решили его родственникам отправить. Так я и ваши туда добавлю, если вы не против. Живым они нужнее будут.
— Хорошо, — согласился Алекс, — добавь.
Ночью выпал снег, первый за всю зиму. К полудню поднявшийся ветерок разогнал облака и сквозь них пробились лучики солнца. Один из них заглянул в окно палаты, расплескавшись светлым пятном на давно не крашеной стене. А потом сквозь законопаченное окно донеслись звуки похоронного марша. Они становились все тише и тише, а потом и вовсе пропали. По щеке скатилась непрошенная слеза.
Она появилась на четвертый день, и появление ее Алекс банально проспал. Обед от Аврелии Архиловны был таким вкусным, а набитый желудок и тишина располагали ко сну, что лейтенант и сам не заметил, как оказался в царстве морфея. Когда он проснулся, то сразу ощутил запах знакомых духов. А может, он и проснулся, потому что их почуял. Осталось только открыть глаза и убедиться, что это, действительно, она.
— Мама!
Вряд ли кто-то из допущенных в высший свет мог предположить, что высокомерная, хоть и подувядшая в последнее время, но все еще общепризнанная красавица Ирен Магу способна на такие чувства. Увидев, что сын открыл глаза, она упала к нему на грудь и разрыдалась. Если предположить, что телеграмма о ранении сына была отправлена сразу после поступления Алекса в лазарет, то и в этом случае скорость прибытия матери из столицы сделала честь даже фельдъегерю.