— И на пляску огня.
Иван, поддавшись вечному искушению сверху стоящих, плюнул в реку.
— Ладно, пойдем, — сказал он, провожая взглядом уплывающий по течению плевок, который пощипывали из-под воды недоумевающие верхоплавки.
Они спустились с моста и очутились в деревне. Самый первый дом пребывал в запустении — его крыльцо заросло крапивой, ставень на одном из окон болтался на единственной петле, само окно было разбито. Глеб вспомнил рассказ хозяина таверны, его слова про Щербатого Малида. Видимо, это был его дом.
Да и вообще, вся деревня казалась какой-то неживой. Не кричали петухи, не слышно было лая собак, мычания коров. И людей друзья пока не встретили. На многих домах ставни еще были закрыты, а возможно они и не открывались с тех пор, как появилось в этой местности ужасное существо…
Сергей и Иван уже не раз бывали здесь и потому шли уверенно и быстро, направляясь к неведомой Глебу цели. Они уже почти пересекли деревню, дошли едва ли не до самой околицы, где за низкими редкими заборами начинались огороды, и свернули с дороги, подойдя к большому дому, перед фасадом которого в изобилии росли кусты дикой малины.
Сергей стукнул в открытый ставень, крикнул:
— Хозяин! Это мы!
Через некоторое время в окне что-то мелькнуло. Друзья ждали. Вскоре они услышали шум отодвигаемого изнутри засова, и дверь в дом отворилась. На пороге показался седой старик, сутулый, худой, но еще крепкий — в нем чувствовалась жилка настоящего хозяина. Глаза его слезились на ярком солнце, и он, будто бы не замечая ничего вокруг, долго тер их сухими костлявыми кулаками, одновременно заразительно зевая. Из-за спины старика выбежали два карапуза, немного напугались, увидев незнакомых людей, спрятались за дедом.
— Пришли, — старик наконец-то соизволил заметить товарищей. — Деньги мы собрали. Еще вчера.
— Двести?
— Двести. Как и договаривались.
— Это хорошо.
— А третьего-то вашего я не знаю. — Старик разглядывал Глеба.
— Он пойдет с нами.
— Вот и правильно. Чем больше людей, тем легче будет справиться с Выпью. Сегодня она снова приходила.
— Да? — Сергей насторожился. — Когда?
— Под самое утро. Недолго была, но я ее слышал.
— А тебе не почудилось?
Старик фыркнул:
— Я стар, но мне еще ничего не чудится. И глаза все видят, и уши все слышат, и голова пока работает. А вот вы, видно, ослепли. Неужто не заметили, как пусто на улице, хотя солнце уже давно поднялось? Боятся люди. Они тоже слышали.
— Когда она убралась?
— А кто ж его знает. Мне часы ни к чему. Но темно еще было.
— Может ты заметил, в какую сторону она направилась?