Поезд-беглец (Кроун) - страница 3

"Дьявол всех раздери, приятель! Верно я говорю, Испанец ты мой родной?!"

Выскочил я в коридор, а там уже голос Сью Маджорс на всю тюрягу:

"Никто не говорит о том, что тюрьма должна быть площадкой для детских игр. Мы все считаем, что человек, идущий против закона, должен быть наказан, и мы все хотим, чтобы преступник был изолирован от общества, но не кажется ли вам, мистер Рэнкен - (ну и складно эта баба треплется, язва такая: "Не кажется ли вам, мистер Рэнкен...", попадись она мне, когда я на свободе был, где-нибудь в укромном местечке, уж я бы ей доказал, в чем прелесть мужского превосходства!) - что общественное самосознание, так сказать, совесть общества, несколько шокировано вашим поступком, а именно тем, что вы на целых три года заточили человека в карцер?" Все ребята в своих камерах затаили дыхание, ожидая ответ этого чудовища Рэнкена: "Если бы речь шла о человеке, то - да, я бы согласился с вами, но Мэнхейм - животное. Он уже дважды бежал из тюрьмы. Он грабил банки. Он - убийца, в конце концов. И ему абсолютно наплевать на вашу жизнь, наплевать на мою жизнь, ему плевать даже на свою собственную жизнь... Ну, что тут началось, даже пересказать невозможно. Ребят словно разорвало: "Мать твою, Рэнкен, пошел ты знаешь куда! Пристрелить этого ублюдка! Даешь Мэнни в президенты!" Со всех этажей из камер полетела горящая бумага, зэки жгли книги, газеты, тряпье, старые вещи и вышвыривали через решетку в коридор, во всех концах здания затопали вертухаи, забегали, как крысы, зазвенели связками ключей, и вот уже примчался один взвод охраны, начали распускать рукава брандспойтов, затем еще один, еще, еще... И сквозь весь этот шум с трудом пробивался голос Рэнкена: "Он ни во что не верит... Он способен на все... Вот уже двадцать шесть лет я работаю в тюрьмах, и я повидал на своем веку и воров, и убийц... Мне есть с чем сравнить этого Мэнхейма..."

Вода из брандспойтов била в лицо с такой силой, что отбрасывала человека к противоположной стене камеры, а если струя попадала по рукам, трясущим решетку, то ощущения были, как от удара молотком по пальцам. Я заорал: "Иисус Христос, сын бедного Генри!.." - и увидел пахана: "Привет, Джона!" - сказал я ему. - Мэнни добился своего". "Конечно", - кивнул Джона. "Он в самом деле поимел их всех", - добавил я. Нетерпение переполняло меня. Нетерпение и гордость, что сам Джона разговаривает со мной. И я просто обалдел, когда Джона сказал мне: "Конечно, приятель, это здорово, что он поимел их. Увидимся на прогулке".

РЭНКЕН

Вернувшись Домой, я увидел бардак. Недаром я всегда говорил: "Дом без Хозяина - это уже не Дом". В этом здании, где мне знаком каждый уголок, я Хозяин. Стало быть, это мой Дом. Мой, а не этого девяносточетырехлетнего идиота, который считается начальником тюрьмы, а сам забыл сюда дорогу. Только дружба с губернатором штата да связи в управлении тюрем и удерживают его в своем кресле. Я думаю, что никто из этих прихлебателей, что вокруг него вертятся, и не знает, сколько лет шефу, и я этого не знаю, и он сам, наверное, не знает. Ну и плевать мне на него! Мне даже легче работать, когда я в должности заместителя начальника. Потому что у меня тогда руки развязаны. И если б не чертов суд, в моем Доме и сейчас был бы полный порядок. Кретины!