Въ Москвѣ четыреста пятьдесятъ церквей и часовенъ, и когда звучатъ колокола на всѣхъ колокольняхъ, то воздухъ сотрясается надъ городомъ съ милліоннымъ населеніемъ. Съ высоты Кремля взоръ погружается внизъ въ цѣлое море великолѣпія. Я никогда и не думалъ, чтобы на свѣтѣ существовалъ такой городъ: повсюду зеленые, красные и золотые купола и колокольни. Эта позолота и лазурь затмеваетъ все, о чемъ я когда-либо мечталъ. Мы стоимъ у памятника императору Александру, крѣпко держимся за перила и смотримъ внизъ; мы не находимъ времени, чтобы перекинуться словомъ; глаза же наши становятся влажными.
Направо, передъ арсеналомъ, стоитъ «царь-пушка». Она напоминаетъ круглую утробу локомотива. Жерло ея имѣетъ какъ разъ метръ въ поперечникѣ, а ядра для нея вѣсятъ двѣ тысячи кило. Я читалъ, что ее гдѣ-то употребляли, но подлинной ея исторіи не знаю; она помѣчена годомъ 1586-мъ. Москвитяне вели много войнъ и часто защищали свой святой городъ. Здѣсь же поодаль лежатъ на землѣ сотни завоеванныхъ пушекъ подлѣ огромнаго колокола, называемаго «царемъ-колоколомъ»; вышиною онъ въ восемь метровъ, и человѣкъ двадцать могутъ помѣститься подъ нимъ.
На высшей точкѣ Кремля стоитъ Успенскій соборъ, Церковь, собственно говоря, не велика, но она богаче всѣхъ церквей въ мірѣ, изукрашена драгоцѣнными камнями. Здѣсь коронуются цари. Золото, серебро, драгоцѣнности повсюду, украшенія, мозаика покрываютъ стѣны отъ пола до самаго высокаго свода, сотни иконъ, изображеній патріарховъ, фигуръ Христа, потемнѣвшихъ отъ времени картинъ. Только на одномъ мѣстѣ стѣны еще видно маленькое пустое мѣстечко, какъ разъ тамъ, гдѣ всякій новый царь имѣетъ обыкновеніе вставлять крупный драгоцѣнный камень, въ качествѣ дара церкви. Маленькое пустое мѣстечко, ожидающее драгоцѣнныхъ камней отъ новыхъ царей. А подлѣ на стѣнѣ всевозможные камни: брилліантъ, сапфиръ, рубинъ.
Есть здѣсь также и пустяки, которые намъ показываетъ духовное лицо. Пока благочестивые москвичи стоятъ передъ различными алтарями и иконами и творятъ молитву, духовное лицо поясняетъ намъ, и не особенно пониженнымъ голосомъ, что вотъ это кончикъ рубашки Христа, а вотъ та странная вещица подъ стеклянной крышкой — гвоздь съ Его креста, вонъ тамъ, въ ящичкѣ съ замкомъ, лоскутокъ отъ одежды Дѣвы Маріи. Мы охотно удѣляемъ нѣчто служителю, равно какъ и нищимъ при входѣ, и выходимъ совершенно смущенные этой сказкой.
Я отнюдь не имѣю склонности преувеличивать. Возможно, что въ мои воспоминанія объ этой церкви вкрались ошибки, такъ какъ я не могъ дѣлать замѣтокъ на мѣстѣ, былъ смущенъ и подавленъ всѣми этими неслыханными драгоцѣнностями; но я вполнѣ увѣренъ, что тамъ находится еще многое, о чемъ я не упомянулъ и даже, пожалуй, не видалъ. Сверкало во всѣхъ углахъ, а освѣщеніе было во многихъ мѣстахъ такъ слабо, что многія детали были для меня потеряны. Вся церковь одна сплошная, громадная драгоцѣнность. Преувеличенная отдѣлка ея впрочемъ не вездѣ отличается изяществомъ, особенно крупные, безсмысленные камни царей на стѣнѣ показались мнѣ нелѣпыми и безвкусными. Позже, когда я увидѣлъ персіянъ съ однимъ единственнымъ драгоцѣннымъ камнемъ на шапкѣ, это показалось мнѣ гораздо красивѣе.