— Духовенство? спросилъ Николай Ивановичъ, привыкшій уже ихъ отличать по зеленой вставкѣ въ бѣлыхъ чалмахъ.
Нюренбергъ замялся.
— Должно быть, что это разнаго маленькаго мусульманскаго попы и дьячки, отвѣчалъ онъ, подозвалъ къ себѣ слугу въ черномъ сюртукѣ и фескѣ, разставлявшаго на столѣ подносы съ графинами прохладительнаго питья, стаканами и вазочками варенья, и заговорилъ съ нимъ по турецки, указывая на стоящую передъ воротами толпу. — Тутъ есть и попы и разнаго другого люди. Они изъ провинціи… Это караванъ. Они отправляются въ Мекку на поклоненіе гробу Магомета, сказалъ онъ наконецъ, получивъ объясненіе отъ слуги. — Въ Константинополѣ они проѣздомъ. Тутъ есть у нихъ сборнаго пунктъ.
Два полицейскихъ заптія подошли къ толпѣ халатниковъ, переговорили съ ней и велѣли привратникамъ пропустить ихъ въ ограду. Халатниковъ впустили, провели къ лѣвой лѣстницѣ, противъ которой они тотчасъ же встали на колѣни и по-турецки сѣли себѣ на пятки, принявшись молиться.
Раздался стукъ подковъ. На площадкѣ передъ оградой зашевелились. Полицейскіе махали руками по направленію къ воротамъ. Ворота, бывшія распахнутыми только въ одну половину, растворились настежъ. Показалась двухмѣстная карета, запряженная четверкой великолѣпныхъ коней съ форейторомъ и конвоируемая двумя чернолицыми всадниками въ маленькихъ чалмахъ. Карета въѣхала въ ограду мечети, обогнула толпу сановниковъ, расположившихся у въѣзда, и остановилась налѣво въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ султанскаго подъѣзда съ ковромъ.
— Дама, дама какая-то въ каретѣ и съ дѣвочкой. Я видѣла въ окно. И только чуть-чуть прикрыта вуалью, немолодая уже дама, сказала мужу Глафира Семеновна.
Нюренбергъ тотчасъ-же наклонился къ супругамъ и тихо сказалъ:
— Султанскаго Пріѣхала посмотрѣть на парадъ своего мужа и повелитель.
Минуты черезъ двѣ показалась вторая такая-же карета, тоже четверкой и тоже конвоируемая такими-же всадниками, какъ и первая карета. Она такимъ-же порядкомъ въѣхала во дворъ мечети и остановилась впереди первой кареты.
— Тоже жена? — спросилъ Нюренберга Николай Ивановичъ, увидавъ въ окнѣ кареты даму, закутанную съ подбородка до носа бѣлой тюлевой дымкой.
— Жена, — кивнулъ тотъ. — Это другая жена.
— И неужели всѣ султанскія жены сюда пріѣдутъ? — задала вопросъ Глафира Семеновна. — Вѣдь, говорятъ, у него ихъ сто…
— Пфуй! Что вы говорите, мадамъ! — отрицательно потрясъ головой Нюренбергъ. — Настоящаго жена у султана только два, а остальнаго дамы это все такъ… А потомъ разнаго фрейлинъ, разнаго пѣвицы, музыкантши, прислуга.
— Все-таки-же онѣ женами называются.