— Вотъ это такъ… Вотъ это ловко! смѣялся Николай Ивановичъ. — Не особенное-же здѣсь уваженіе къ духовенству и къ паломникамъ.
— Турецкіе попы и вотъ эти самаго богомольцы, котораго сбираются ѣхать въ Мекку, самаго нахальнаго народъ въ Константинополѣ, отвѣчалъ Нюренбергъ. — Наши дервиши очень нахальнаго, а эти еще больше.
— Чего имъ нужно? Чего они лѣзли къ каретамъ?
— Прошенья разнаго хотѣли подать султанскимъ женамъ.
Но вотъ лошади впряжены, и кареты съ султанскими женами стали выѣзжать за ограду. При отъѣздѣ отъ мечети султанскія жены держали себя уже смѣлѣе. Онѣ спустили свой тюль съ лица на подбородокъ, такъ что лица ихъ совсѣмъ были видны для наблюдающей за ними публики. А одна изъ женъ даже для чего-то выглянула изъ окна кареты.
— Пожилыя, совсѣмъ пожилыя! воскликнула Глафира Семеновна, когда кареты султанскихъ женъ проѣхали мимо того окна, у котораго она сидѣла. — Пожилыя и даже некрасивыя! Ну, признаюсь, женъ султана я себѣ совсѣмъ иначе воображала. Я думала, что онѣ какой-нибудь неописанной красоты, а онѣ самыя обыкновенныя женщины съ обыкновенными лицами.
Николай Ивановичъ дернулъ жену за рукавъ и сказалъ:
— Чего ты кричишь-то? Чего голосъ возвышаешь! И вдругъ какія слова! За эти слова здѣсь арестовать могутъ.
— Ну, вотъ!.. Кто здѣсь понимаетъ по-русски? отвѣчала Глафира Семеновна, а сама опѣшила и прибавила:- Да вѣдь я не браню ихъ, а только говорю, что пожилыя. Мнѣ казалось почему-то, что султанскія жены должны быть самыя молоденькія и красавицы. Ну, все? Можно уѣзжать? спросила она Нюренберга.
— Вся церемонія Селамлика кончилась. Пожалуйте садиться въ экипажъ, отвѣчалъ тотъ.
Супруги стали уходить изъ комнаты. Въ прихожей, получивъ свое верхнее платье, Николай Ивановичъ сказалъ:
— Надо-бы людямъ-то дать на чай.
— Псъ… Не извольте безпокоиться, протянулъ Нюренбергъ свою руку кверху. — Бакшишъ направо, бавшишъ налѣво! Всѣмъ далъ, всѣ будутъ довольны и потомъ представлю вамъ самаго подробнаго счетъ. Объ васъ теперь здѣсь всѣ думаютъ, какъ о самаго богатаго русскаго генералъ.
Когда супруги сходили съ крыльца, на площади стояли тѣ самыя двухколесныя арбы, которыя передъ церемоніей привезли песокъ для посыпки. Теперь песокъ этотъ сгребали и вновь складывали въ арбы. Это удивило Николая Ивановича и онъ спросилъ Нюренберга:
— Послушайте, неужели здѣсь такъ дорогъ песокъ, что его надо сгребать и увозить обратно?
— О, такого краснаго песокъ у насъ нѣтъ въ Константинополь. Этого песокъ привозятъ изъ-за двѣсти-триста километровъ по желѣзнова дорога. А теперь у насъ при дворѣ падишаха вездѣ самый большаго экономія.