— Ну, а я сегодня буду писать въ Петербургъ Федору Васильичу, такъ напишу, что мы угощались у султана во дворцѣ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — Напишу даже, что мы съ однимъ пашой выпили вмѣстѣ по рюмкѣ померанцевой…
— Какъ съ пашой по рюмкѣ померанцевой? Ты забылъ, что мы въ Турціи, въ Константинополѣ. Вѣдь здѣсь вино и водка запрещены по закону. И, наконецъ, съ пашой…
Николай Ивановичъ почесалъ затылокъ.
— Да… И я-то тоже… Забылъ… сказалъ онъ, улыбнувшись. — Ну, напишу, что выпили съ пашой по чашкѣ кофею и выкурили по трубкѣ. Пусть Федоръ Васильичъ разсказываетъ тамъ всѣмъ нашимъ.
У другого окна двѣ англійскія леди, одѣтыя въ клѣтчатыя триковыя платья съ необычайно узкими юбками и огромными буфами на рукавахъ, чопорно кушали вилками съ тарелки очищенную и нарѣзанную на кусочки грушу и лѣниво переговаривались съ пожилымъ кавалеромъ, очень смахивающимъ на орангутанга во фракѣ. Англичанинъ, спутникъ супруговъ по вагону, уничтожилъ большое яблоко и принялся его запивать прохладительнымъ питьемъ съ вареньемъ, перепробовавъ содержимое всѣхъ графиновъ…
Проводникъ Адольфъ Нюренбергъ вертѣлся тутъ-же.
— Афанасій Иванычъ, долго еще султанъ пробудетъ въ мечети? — спросила его Глафира Семеновна.
— О, нашъ султанъ аккуратенъ и болѣе двадцать минутъ въ мечети не молится, — отвѣчалъ тотъ. — Минутъ черезъ пять-семь онъ уже обратно поѣдетъ.
И точно, не прошло и получаса со времени пріѣзда султана въ мечеть, какъ съ лѣстницы со ступеньками, покрытыми краснымъ ковромъ, былъ данъ сигналъ, что султанъ выходитъ. Какой-то почтенный паша съ сѣдой бородкой махнулъ платкомъ генералитету и придворнымъ и всѣ опять начали строиться въ шеренгу. Въ шпалерахъ войска также раздалась команда, и солдаты начали ровняться. Къ лѣстницѣ съ ковромъ подали шарабанъ, запряженный парой лошадей золотистой масти въ англійской упряжкѣ и безъ кучера. На лѣстницѣ показался султанъ, сошелъ внизъ, сѣлъ въ шарабанъ, взялъ въ руки возжи и, сдерживая лошадей, медленно и совершенно одинъ сталъ выѣзжать со двора мечети, кивая кланяющейся ему шеренгѣ нашей и придворныхъ.
При выѣздѣ султана за ограду, военные хоры грянули турецкій гимнъ, солдаты закричали привѣтствіе своему падишаху, и онъ, пустивъ лошадей рысью, скрылся изъ глазъ публики, завернувъ за уголъ.
Сейчасъ-же начали подавать экипажи и генералитету. Къ каретамъ султанскихъ женъ привели лошадей и стали впрягать ихъ. Когда площадка передъ каретами опросталась отъ стоявшихъ на ней сановниковъ, отъ толпы халатниковъ въ чалмахъ, поднявшихся уже съ колѣнъ, отдѣлилось десять-двѣнадцать человѣкъ, и они, вынувъ изъ-за пазухъ какія-то бумаги, бросились къ окнамъ каретъ султанскихъ женъ, протягивая свои бумаги. Но на халатниковъ во мгновеніе ока налетѣли заптіи и стали ихъ гнать прочь отъ каретъ. Нѣкоторыхъ отталкивали прямо въ шею, а съ одного такъ заптій даже сбилъ чалму.