— Да, за этими ставнями, а то такъ на дворѣ, въ саду.
— Но отчего-же на улицѣ никого не видать? Только однѣ собаки.
— А это турецкаго-то кейфъ и есть. Теперь такого время, что турки послѣ обѣда отдыхаютъ. Да и вообще здѣсь всегда тишина и очень мало прохожаго люди. А женскаго жизнь вся на дворѣ. Вотъ, впрочемъ, турокъ съ кувшинами воду несетъ. Вотъ турецкаго дама въ шелковаго капотѣ изъ гостей идетъ.
— На всю-то улицу два человѣка!
— Два да насъ четверо — шесть. Для здѣшняго самаго турецкаго улица это уже много. Тутъ только сами хозяева вотъ отъ этого домовъ ходятъ. А женщины изъ гаремъ вѣдь выходятъ очень рѣдко, на улицы.
— Бѣдныя турецкія женщины! вздохнула Глафира Семеновна. — Въ какомъ онѣ стѣсненіи! Развѣ это жизнь! Взаперти, въ четырехъ стѣнахъ! Не смѣютъ даже выглянуть въ окошко.
— О, мадамъ!.. Теперь онѣ всѣ на насъ смотрятъ сквозь жалузи. — Только мы ихъ не видимъ, а онѣ всѣ у оконъ, отвѣчалъ Нюренбергъ. — Какъ только нашего экипажъ застучалъ съ своего колесы по мостовой — онѣ всѣ бросились съ своего окнамъ и смотрятъ. Здѣсь это большого эпоха, когда экипажъ всѣ у оконъ. — Я вонъ сквозь ставни вижу даже чернаго глаза…
— Да, да. И я вижу, сказала Глафира Семеновна.
— И я, и я вижу! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Даже четыре глаза вижу… А вотъ еще…
— Тебѣ какъ не видать! Ты все увидишь! огрызнулась на мужа супруга.
— Глаша, голубушка, за что-же ты сердишься? Вѣдь на то глаза во лбу, чтобы видѣть. Смотрятъ, смотрятъ. Дѣйствительно, изъ всѣхъ оконъ смотрятъ на насъ.
Изъ одного дома сквозь ставни донеслись на улицу звуки рояля. Играли изъ оперетки «Дочь рынка». Немного погодя къ звукамъ рояля пристали звуки скрипки.
— Это турецкаго дамы музыкой забавляются.
— Бѣдныя! Совсѣмъ какъ въ курятникѣ куры! — опять произнесла Глафира Семеновна.
— И все-таки, мадамъ, теперь оной, какъ больше свободы. А прежде-то что было! Теперь есть много молодаго турки, котораго совсѣмъ либералы и европейскаго люди, — отвѣчалъ Нюренбергъ.
— Да какой тутъ либерализмъ! Что вы! Держатъ женъ въ курятникахъ.
— Ну, теперь вы видѣли самаго настоящаго турецкаго улицу и турецкаго дома, а сейчасъ увидите самаго настоящаго турецкій ресторанъ, — проговорилъ Нюренбергъ и приказалъ кучеру обернуть лошадей.