— А мнѣ стало-быть придется туфли надѣвать? задалъ вопросъ Николай Ивановичъ. — Я безъ калошъ.
— Туфли, туфли. Соломеннаго туфли. А въ нихъ такъ неловко ходить, что вы будете на каждаго шагу спотыкаться. Ахъ, зачѣмъ вы не надѣли калоши!
— Но вѣдь вы не предупредили меня.
— Да, я дуракъ, большаго дуракъ. Впрочемъ, мы дадимъ турецкому попу бакшишъ, и вы надѣнете туфли на вашего сапоги, рѣшилъ Нюренбергъ.
— Пожалуйста, Афанасій Иванычъ, устройте. А вы сами-то въ калошахъ?
— Я? По своего обязанности я даже въ самаго жаркаго погода, въ полѣ мѣсяцѣ въ резинковаго калоши. Какъ мнѣ быть безъ калоши, если я каждаго день ступаю ногами на священнаго мусульманскаго полъ! отвѣчалъ Нюренбергъ.
Бойкіе кони несли коляску по мосту. Нюренбергъ указалъ до направленію виднѣющагося большаго плоскаго купола, окруженнаго многими маленькими, такими-же плоскими куполами, и произнесъ:
— Вотъ она Ени-Джами. Она вся покрыта свинцомъ… Ее всегда узнаете по двумъ минаретамъ. У ней только два трехъяруснаго минареты.
Вотъ и конецъ моста. Начался старо-турецкій Стамбулъ. Свернули на площадь, уставленную ларьками и крытыми лавками, въ которыхъ оборванные турки продавали разную рыбу, и передъ глазами путешественниковъ вырисовалась, хотя нѣсколько и прикрытая домами, вся мечеть своимъ фасадомъ.
У ларьковъ шла перебранка. Турки, и продавцы и покупатели, какъ-то не могутъ обойтиться безъ перебранки. Стояли ослы съ корзинками, перекинутыми черезъ спины и тоже наполненными рыбой, и по временамъ кричали самимъ пронзительнымъ крикомъ. Между покупательницами было замѣтно нѣсколько негритянокъ въ красныхъ кумачевыхъ платьяхъ и съ завязанными бѣлыми платками ртами и подбородками.
— Балыкъ-базаръ… Рыбнаго рынокъ, отрекомендовалъ площадь Нюренбергъ и прибавилъ: По вашему, по-русскому балыкъ — соленаго и сушенаго спина отъ осетрина, а по турецкому балыкъ — всякаго рыба.
Экипажъ подъѣхалъ съ мечети Ени-Джами. Въ мечеть вела снаружи широкая гранитная лѣстница, прямая, безъ площадокъ, ступеней въ тридцать. Нюренбергъ соскочилъ съ козелъ, помогъ Глафирѣ Семеновнѣ выйти изъ экипажа и сказалъ:
— По этаго главнаго лѣстницѣ я васъ въ мечеть не поведу. Если я васъ поведу по этого лѣстницѣ — сейчасъ подай за входъ серебрянаго меджидіе и бакшишъ направо, бакшишъ налѣво. А я люблю, чтобы для моего кліентовъ было экономія. Мы этого мечеть и безъ меджидіе посмотримъ, а только дадимъ хорошаго бакшишъ здѣшняго дьячку. Пожалуйте за мной. Мы съ другаго хода.
И онъ повелъ супруговъ. Они обогнули мечеть, подошли съ ней съ другой стороны и остановились около громадныхъ старыхъ дверей, обитыхъ желѣзомъ. Двери были заперты, но висѣлъ деревянный молотокъ. Нюренбергъ взялъ молотокъ и сталъ дубасить имъ въ двери. Долго никто не показывался, но наконецъ послышались шаги, стукнулъ запоръ извнутри, и дверь, скрипя на ржавыхъ петляхъ, отворилась.