— Чай? Кружева? снова задалъ вопросъ чиновникъ и сталъ развертывать завернутую въ бумагу и аккуратно уложенную ѣду.
— Ветчина тутъ, ветчина.
Чиновникъ развернулъ изъ бумаги нарѣзанную ломтиками ветчину и опять поднесъ къ носу. Глафира Семеновна не вытерпѣла, вырвала у него ветчину и швырнула ему ее черезъ голову, прибавивъ:
— Понюхали и можете сами съѣсть!
Чиновника покоробило. Онъ засунулъ еще разъ въ коробъ руку и налѣпилъ на него пропускной ярлыкъ. Съ нимъ заговорилъ по сербски брюнетъ въ очкахъ и, очевидно, тоже протестовалъ и усовѣщевалъ бросить такой придирчивый осмотръ. Оставалось досмотрѣть еще сакъ-вояжъ Глафиры Семеновны. Чиновникъ махнулъ рукой и налѣпилъ на него ярлыкъ безъ досмотра.
— Слава тебѣ Господи! Наконецъ-то все кончилось! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Грѣшной душѣ въ рай легче войти, чѣмъ черезъ вашу таможню въ Бѣлградъ попасть! Ну, братья-славяне! — закончилъ онъ и сталъ связывать подушки.
Таможенный осмотръ былъ оконченъ. Глафира. Семеновна, какъ говорится, и рвала и метала на таможеннаго чиновника.
— Носастый чертъ! Вообрази, онъ мнѣ всю шляпку измялъ своими ручищами. Прелестную шляпку съ розами и незабудками, которую я вчера купила въ Вѣнѣ у мадамъ Обермиллеръ на Роттурмштрассе, говорила она Николаю Ивановичу. — Послушай… Вѣдь можно, я думаю, на него нашему консулу жаловаться? Ты, Николай, пожалуйся.
— Хорошо, хорошо, душечка, но прежде всего нужно разыскать нашъ паспортъ, который взяли въ прописку.
А носатые войники схватили уже ихъ подушки и сакъ-вояжи и потащили къ выходу, спрашивая Николая Ивановича:
— Какова гостіоница, господине?
— Стойте, стойте, братушки! Прежде всего нужно паспортъ… останавливалъ онъ ихъ.
Но паспортъ уже несъ еще одинъ войникъ, потрясая имъ въ воздухѣ и радостно восклицая:
— Овдзе (здѣсь) пассъ!
— Ну, слава Богу! вырвалось восклицаніе у Николая Ивановича. — Пойдемъ, Глаша.
Онъ схватилъ паспортъ и направился на подъѣздъ въ сопровожденіи войниковъ и бараньихъ шапокъ. Бараньи шапки переругивались съ войниками и отнимали у нихъ подушки и сакъ-вояжи, но войники не отдавали. Глафира Семеновна слѣдовала сзади. Одинъ изъ войниковъ, стоя на подъѣздѣ, звалъ экипажъ:
— Бре, агояти! (Эй, извощикъ) кричалъ онъ, махая руками.
Подъѣхала карета, дребезжа и остовомъ и колесами. На козлахъ сидѣла баранья шапка съ такими громадными черными усами, что Глафира Семеновна воскликнула:
— Николай Ивановичъ, посмотри, и здѣсь такіе-же венгерскіе цыгане! Взгляни на козлы.
— Нѣтъ, другъ мой, это братья-славяне.
Между тѣмъ, войники со словами «молимо, седите» усаживали ихъ въ карету и впихивали туда подушки и сакъ-вояжи. Большой сундукъ ихъ двѣ бараньи шапки поднимали на козлы. Глафира Семеновна тщательно пересчитывала свои вещи.