Это былъ передбанникъ, гдѣ вымывшіеся въ банѣ отдыхали, намѣреваясь перейти въ раздѣвальную или кофейную комнату. Температура передбанника была не высокая, но каменный полъ горячій. Сопровождавшіе Николая Ивановича и Карапега баньщики тотчасъ подставили имъ по парѣ котурнъ, — деревянныхъ подошвъ съ двумя высокими каблуками и ремнями, которые должны облекать ступню.
— Что это за инструменты? — удивился Николай Ивановичъ.
— Деревянные башнаки, дюша мой, который ты долженъ надѣть на нога, — отвѣчалъ армянинъ.
— Зачѣмъ?
— А чтобъ тебѣ не горячо было для твои нога, эфендимъ, когда мы въ горячая баня войдемъ.
— Что за глупости!
— Надѣвай, надѣвай, баринъ. Ногу обожжешь. Въ турецкая баня не паръ, а жаръ. Горячаго полъ, горячая стѣны. Тутъ снизу горячо. Надѣвай… Вотъ такъ!
Армянинъ влѣзъ на котурны, сразу сдѣлавшись на четверть аршина выше, и зашагалъ, постукивая по плитамъ деревянными каблуками. Влѣзъ и Николай Ивановичъ, сдѣлалъ два шага и тотчасъ-же свалился.
— Не могу я въ вашихъ колодкахъ. Ну ихъ съ чорту! — отпихнулъ онъ котурны. — Я такъ…
— Горячо будетъ, дюша мой, — предупреждалъ его армянинъ.
— Вытерплю. Мы, русскіе, къ жару привыкли.
Армянинъ сказалъ банщикамъ что-то по-турецки. Тѣ сомнительно посмотрѣли на Николая Ивановича и повели его въ слѣдующую комнату, взявъ подъ руки.
— Не надо, не надо. Я самъ… отбивался онъ отъ нихъ.
Слѣдующая комната была большая, высокая, съ куполообразнымъ стекляннымъ потолкомъ. Посрединѣ ея возвышался опять каменный полокъ, но не выше полуаршина отъ пола. На полкѣ этомъ лежали въ растяжку красныя тѣла съ обвитыми мокрыми полотенцами бедрами и нѣжились, кряхтя, охая и тяжело вздыхая. А двое турокъ, — одинъ съ сѣдой бородой и бритой головой, а другой молодой, красивый, въ усахъ, съ поросшей черными волосами грудью, сидѣли другъ передъ другомъ на корточкахъ и пѣли какую-то заунывную пѣсню. Старикъ турокъ особенно жалобно выводилъ голосомъ и пѣлъ зажмуря глаза.
— Батюшки! Да тутъ и съ пѣснями! — проговорилъ Николай Ивановичъ; обращаясь къ армянину. — Чего это они Лазаря-то тянутъ?
— Рады, что хорошо помылись, — отвѣчалъ Карапетъ и спросилъ:- Не жжетъ тебѣ твоя нога, дюше мой, эфендимъ?
— Горячо-то горячо, но вытерпимъ.
Баньщики, которые тоже были въ котурнахъ, съ удивленіемъ смотрѣли на Николая Ивановича и сообщили о своемъ удивленіи Карапету.
— Очень удивительно имъ, дюша мой, что ты безъ деревяннаго сапоги, — сказалъ тотъ Николаю Ивановичу. — И жалѣютъ они съ свое сердце, что тебѣ горячо. Ни одна туровъ не ходитъ сюда безъ сапоги.
— Скажи ему: что русскому здорово, то турку смерть. Да вовсе и не жарко здѣсь. Развѣ мы такой банный жаръ у себя въ баняхъ выдерживаемъ?