«Неудивительно… – догадался Сергей, – генерал постарался…»
– А этот-то…
– Ну да, я же говорю… Я позвонила Павлу в Питер. Он был, мягко говоря, шокирован моим предложением.
– С чего ты взяла?
– Ну как «с чего»… Думала, что до Польши… Ну, максимум, до Франции доберусь со своим проектом, а тут – бац! И куда? В Ирак! Сразу же. Первый большой проект – и такое… Я даже маме ничего не сказала. Она думает, я в Ташкенте… Вот и он явно не ожидал.
– Слушай, – Курочкина пристально посмотрела на Сергея, – у меня такое ощущение, что ты постоянно чего-то ждешь. На взводе весь.
– Ну, тут же все-таки это… стреляют. И что Павел?
– Он рассказал немного про брата. Как он уехал вместе с…
– Это понятно, а про себя-то он что рассказал?
– Раньше он в уголовном розыске работал. Следователем.
– Опером.
– Как?
– Если в уголовном розыске, значит опером, – отвернулся к окну Бойченко, – вот его за всю эту клоунаду, наверное, и поперли из розыска. Абсолютно несерьезный тип! «У парня явный талант складывать два и два… С какого перепугу он свалил из органов? И не легенда ли это?»
– Ну вот, опять ты… Просто веселый он. С юмором. К тому же, пойми, он брата давно не видел. А тут такая возможность подвернулась. Эмоции – ого-го! Меня, знаешь, саму иногда потряхивает…
– Чувствуется…
«Боже, что я такое несу… он меня, наверное, за дуру считает…»
– А ты серьезный?
Вдруг Сергей почувствовал, как маленькая Надина ладошка гладит его по голове. В первую секунду он даже не знал, как ему поступить. Но в одном он был уверен точно: ему очень не хотелось, чтобы девушка убрала руку. Как только ее пальцы зарылись в его короткие волосы, Багдад перестал существовать для спецназовца. Не было бункера, пропал оранжевый воздух и весь этот марсианский пейзаж, исчезла ядерная бомба. Был только он и женские руки, нежно гладившие его по голове и шее. Бойченко развернулся и посмотрел на Надю. Она не ждала от него слов. Она ждала его действий. Сергей перебрался на сиденье рядом с ней.
– А вот еще у нас случай был. Над базой висел аэростат…
– Погоди, погоди, не так быстро, – Леонид замешкался со штативом, третья нога которого никак не хотела выдвигаться. – А, черт с ней… Сюда поставлю.
Оператор вышел из положения очень просто – пристроил камеру на один из мешков с личными вещами. В отсутствие иных вариантов эти мешки, набитые одеждой, служили бойцам или подушкой, или табуреткой во время отдыха и в перерывах между миссиями. Сейчас во внутренних помещениях бункера было относительно свободно. Первый взвод целиком уехал на патрулирование, и можно было спокойно разместиться на пустующих лежаках, наспех сколоченных из фанеры и досок. Условия для съемок были, конечно, спартанские. Света было недостаточно, но для использования в качестве «кусков», иллюстрирующих отдельные моменты пребывания американских войск в Ираке, такие кадры были в самый раз. Зернистость, странные ракурсы, заваленный горизонт, посторонние шумы, периодическое пропадание фокуса… Это была та самая документальность, которую любили зрители и обожало руководство канала. «Эффект присутствия». Так любил говорить босс, когда на совещаниях рассказывал, что именно хочет увидеть, расписывая концепцию картинки. Эффект причастности. Спонтанность. Будут ругаться нехорошими словами – отлично. Запикаем. Будут показывать плохие вещи – замечательно. Замажем. Главное – естественность. «Эффект присутствия»… Леонид даже усмехнулся. Сюда бы нашего шефа… В машину. Когда мы ехали из аэропорта… Эффект присутствия…