— «Боже мой, — подумал Звягинцев, — как же Крымов мог об этом узнать? Как? У кого? Дома даже Анюты не было».
И Антон Михайлович вспомнил, как в тот день шел, не спеша, открывать дверь на нежданный звонок.
Удивился, увидев Мельникова, сказал нервничая:
— Такое большое начальство и к нам — скромным пенсионерам. Какая честь!
Мельников молча разделся в прихожей. В комнате присел к столу, сказал повелительно Звягинцеву, маячившему в дверях:
— Сядь! Я на десять минут, не больше.
— Не много ты времени решил уделить старому другу.
— Другу? — усмехнулся Мельников.
— Может, чайку попьем?
— Господь с тобой, Антон. Ты ведь в чай мне цианистый калий бросишь. Отравой, насколько я убедился, у тебя полны закрома.
— Ну, и шутник ты, Вова. — Но к столу присел, на краешек стула, на некотором расстоянии от Мельникова.
Владимир Иванович с неподдельным интересом его разглядывал, словно видел впервые.
— А ты, Вова, постарел, — с улыбкой произнес Звягинцев. — Горбишься, в морщинах весь, и глаза тусклые.
Мельников тоже ему улыбнулся:
— Нравятся плоды твоих трудов?
Звягинцев сделал протестующий жест.
— Не надо, Антон. Твоя работа — знаю.
— А чего же хочешь?
— Понимаешь, я ошибся. Когда на меня стали приходить анонимки, я тебя сразу вычислил. Но решил, что все это — месть мне за то, что на пенсию тебя выгнал. Унизил, как ты, наверное, считал. Пожалел. А рабские души этого не прощают.
Звягинцев смеялся:
— И ради этих открытий ты сюда и заявился?
— Нет. Совсем недавно вдруг на меня снизошло прозрение. Я понял, что не мстишь ты мне. А просто хочешь меня устранить, как свидетеля. Я ведь единственный человек, который знает про все твои махинации… Ну, что ж ты больше не смеешься?
— А зачем мне тебя устранять? Что ты мне можешь сделать?
— Скажем, могу написать письмо в прокуратуру, в милицию. Про дачу, которую ты построил за казенный счет, про приписки, которыми ты занимался.
— А документы у тебя сохранились?
— Смотри, какие интересные вопросы ты стал задавать?
— Блефуешь, Владимир Иванович. Нет у тебя документов. Да если и были бы и пустил бы ты их в дело, то неизвестно кто бы еще больше пострадал. Я ведь сразу бы сказал, что половину, нет — три четверти тебе отдавал. Оттого ты столько лет и не давал делу ход.
— А почему все же решил дать?
— Придумаю что-нибудь.
— Да кто тебе поверит? Я за всю свою жизнь ни копейки…
Звягинцев издал дрожащий противный смешок:
— Вот ты уже и оправдываешься, голубчик. Уже оправдываешься.
Мельников с яростью стукнул кулаком по столу, сказал:
— Алешке Федину все расскажу. Ребятам из нашего батальона, оставшимся в живых, в другие города напишу. Судить тебя будем, Антон, судом солдатской чести.