— Ты меня добить решил? — нависнув над его плечом, сдержанно поинтересовалась я. — Говори толком, кулинар недожаренный!
— Э, что я могу сказать со своими-то скромными познаниями в живописи? Это не компьютерная графика. Настоящая картина, написанная… комбинированными красками. Масляными и акриловыми, полагаю. Будто ее создавали частями, с большими перерывами. Холст явно льняной и, наверное, загрунтован так же акрилом. Но слои почему-то не везде одинаковы. У меня создалось впечатление, что ее доводили до ума несколько художников. Один использовал свинцовые белила, другой — цинковые. Склоняюсь верить, что вот это — настоящий ультрамарин. И золотистая охра, глянь… Свиная щетина и соболь.
— Какая щетина и соболь?
— Я о кистях. Вот здесь порхали ювелирами соболиные кисти. А вот насчет возраста затрудняюсь что-либо предположить. Быстро сохнущие краски, используемые в этой части, могут потрескаться и через несколько лет.
— Ты мне голову морочишь или и впрямь по фотографии можешь разложить на молекулы состав красок?
— Тут вот в чем странность. Видишь, здесь такой хребетик, словно был пузырек, который лопнул?
Я склонилась с лупой над книгой и с трудом разглядела в зеленой траве трещинку.
— Эта трещинка на самом полотне, которое сфотографировали, ввели в компьютер, а потом перенесли на обложку, так? А теперь потрогай эту «ранку» пальцем.
Я потрогала, ощутив выпуклость с острыми краями, полностью совпадающими с внешними расходящимися линиями. Она была на самой обложке! Я ничего не понимаю.
— Это холстина, Надя, — уже не веря глазам, очкам и лупам, сказал Алик. — Эта дверь не напечатана, она изображена на самой обложке. Мне кажется, ткань не кустарной выделки, ей была отведена особая роль. И переплетение у нее своеобразное, словно подготовленное заранее под каждый мазок. Будто кто-то знал, что на нем будет написано.
— Чтобы избежать осязаемой рельефности, что ли? — наобум предположила я и развела руками. — Чтобы не каждый мог сразу определить, что это настоящая картина?
— Да кто его знает.
— Чьей кисти может принадлежать сие творение? — спросила я, чувствуя как заколотилось сердце. Вдруг это картина и впрямь Хуго Симберга? В мозгах зазвенели монеты, запорхали бабочками стодолларовые купюры, развернулась цветами местная волюта. И, как любой бренный человек, я вообразила себя богатой!
— Руке неизвестного автора современности, — осадил меня Алик, беспардонно выдернув из сладких грез. — Гениальному экспериментатору-любителю.
— Издеваешься? По-твоему, обладатель такого таланта может оставаться неизвестным? Сейчас и из окурков, и из рыбьих костей мастерят «шедевры», а это… это… не поддается описанию! А что если полотно висело в каком-нибудь зарубежном музее? Представь, его кто-то спер, сделав из него обложку книги, чтобы незаметно вывести в другую страну! Что «хм»? Разве такого рода воровства не может быть?