Какого труда мне стоило стереть со своего лица прежнюю Деньку! Ту рохлю, беспамятную «старую деву», что жила на свете еще вчера, уверяя всех в том, что она не от мира сего. Я смотрела на себя и не узнавала, с горьким сожалением думая, что распрощалась с той смехотворной блондинкой навсегда. Похоронила и даже не оплакала.
Нечто подобное я ощутила лишь раз, когда рассталась с девственностью. Такое же чувство невозвратной потери и осознание того, что плата не стоила товара. Из глубины зеркала на меня смотрела зеленоглазая черноголовка Ю, крашенная сука Н, отмеченная дьяволом — Г. Кто угодно, но только не я!
«Мать мне этого не простит, — подумала я, ухмыльнувшись. — Я перебралась на вражескую территорию. Отныне я предатель и перебежчик, и не имею права на жизнь».
Завешав голову папильотками, которыми с год не пользовалась, я влезла в свои традиционные джинсы и футболку. Покрутившись перед зеркалом, обнаружила, что любимые вещички неприлично грязные. Уж кто бы подтрунивал над неряшливым соседушкой!
Отыскав в чемодане джинсовую юбку и топик, я наспех их выгладила и примерила. Решила, что для нашей компании сойдет и, расчесав завившиеся локоны, вышла из дома.
На скамейке, как стало привычным, сидел со своей книжечкой Игорь Яковлевич, игнорирующий бегавшую рядом малышню. На этот раз соседушка ощупал меня долгим изучающим взглядом, прежде чем перевернул страницу. Я заметила на его руке татуировку: будто случайно отпечатавшийся крест. Синее кольцо, пресловутое женское имя и то было бы уместнее на его сожженных солнцем руках, но только не этот опрокинутый крест.
«Может, по молодости бесовскими делишками баловались? — принялась я про себя издеваться над соседом в отместку за его стойкое нежелание со мной здороваться. — И вас припалила крестом какая-нибудь бравая воительница из святого ордена Потомственных Блондинок, вроде моей матери? Попроси у такой, Мария Магдалина, помиловать!»
Либру я встретила у магазина и долго махала ей, не понимая, почему она меня игнорирует. Обиделась, что пришлось долго ждать? Со зрением стало плохо?
— Либра! — подойдя вплотную, окликнула я. — Привет.
— Денька? — изумилась та, осмотрев меня с ног до головы. — Я тебя не узнала! Думаю, что за идиотка стоит там и руками машет? Ну-ка, повернись!
Либра, с которой я дружила лет с пяти, посмотрела на меня с завистью. Чему она могла позавидовать? Тому, что я отважилась кардинально изменить внешность? Ей, конечно, есть на что пожаловаться Афродите, но на ее фоне я всегда была не больше чем тенью.
Мы на двоих несли огромный торт, дабы хватило на всю нашу ораву, и впервые надолго и без причины замолкали. Между нами росла стена обоюдного недоумения. Либра напомнила мне враз охладевшего Пешку: она тоже словно не узнавала меня. Я уже начала жалеть о своем первом и последнем выпаде против собственной природы.