— И что там такого? — спросил он.
Дамблдор нахмурился и показал на пергамент.
— Это правда?
Гарри пожал плечами.
— Понятия не имею. Я же не знаю, что там написано.
Дамблдор пристально смотрел на него.
— Профессор Снейп сообщает, что… что ты позволил ему… поцеловать себя.
Значит, зря он надеялся. И все же Гарри заставил себя не опускать голову.
— Нет. Это неправда.
Дамблдор изумленно распахнул глаза.
— Что? Но зачем бы ему…
— Я ничего ему не "позволял", — пояснил Гарри. — Я просил его. Я сам попросил его поцеловать меня. Честно говоря, я его просто умолял.
Молчание. Долгое, очень долгое молчание, после которого Дамблдор, опустив взгляд, вздохнул:
— Понятно.
Гарри заерзал в кресле. В душе его боролись обида и стыд, но пока верх никакое чувство не одержало.
— Как я понимаю, вы этого не одобряете?
Во взгляде Дамблдора было столько сострадания… но сейчас это лишь напомнило Гарри о том, как он ненавидит, когда его жалеют.
— Гарри… как я могу одобрять подобные отношения? Тебе только исполнилось шестнадцать, и ты его студент…
— А когда мне было пятнадцать, — тихо напомнил Гарри, — вы рассказали мне, что рано или поздно мне придется убить Волдеморта, или умереть от его руки, и что я должен быть готов к этому… выходит, я достаточно взрослый для того, чтобы умереть, достаточно взрослый, для того, чтобы убить человека, но не достаточно взрослый, чтобы поцеловать? Так, что ли?
Дамблдор мрачно посмотрел на него.
— Нет, ты не достаточно взрослый для всего этого, — тихо ответил он, — но в игру вступили силы, которые мы не в состоянии контролировать, и так как я хочу, чтобы ты остался в живых, я был просто обязан…
— Но если я хочу большего, чем просто остаться в живых? — спросил Гарри. — Что, если я хочу чего-то… для себя, чего-то не связанного с идиотскими предсказаниями? Или никому нет до этого дела?
Дамблдор потер лоб.
— Как я уже говорил, профессор Снейп играет очень важную роль в твоей… в том, что ты назвал "идиотскими предсказаниями". Я уже довольно давно знаю об этом. Но его роль… не такая. Она заключается в другом.
Внезапно и обиду и стыд как будто смыло волной глубокой тоски, которой, казалось, не будет конца. Гарри склонил голову и начал разглядывать свою руку — на ней до сих пор оставалась въевшаяся в поры кровь — кровь Снейпа. В какой-то ужасный момент мальчику показалось, что он вот-вот расплачется, но он с трудом проглотил подступающий к горлу ком и сдержался.
— Гарри, — подал голос Дамблдор, и рука Гарри вздрогнула — столько проклятого сострадания было в печальном голосе директора. — Ты можешь… я уверен, что ты будешь счастлив с кем-нибудь другим… возможно, с кем-то твоего возраста…