И Дима рассказывал, как напивался до беспамятства и накуривался до одурения: протестовал против культа дяди. Отказывался от роли бедного, зависимого племянника. Как ненавидел дядюшкиных сыновей. Парни и не думали блюсти отцовскую репутацию и мажорили напропалую, приезжая на каникулы из Англии. Да еще родной братец корябал гвоздем своеволия по душе. Учился за родительские деньги очень плохо, но, когда окончил в прошлом году технический университет, мать ринулась к сановному родственнику и выпросила своему любимцу место в какой-то перспективной фирме. А этот барчук, проработав четыре месяца, заявил, что ему там тоскливо. Старшего задушили бы сразу, чтобы дальше не мучился с такими претензиями. «Мальчику» же опять вымолили у дяди перспективную должность в более демократичной частной компании…
И вдруг кто-то в раже демонстрации ума напишет: «Дима и Света завидовали и ревновали, собирая камни за пазухи». Да не все ли равно, как это называется? Даже хорошо это или плохо? Они страдали, у них болело. И до сих пор болит. И еще долго будет болеть. А когда рассказали друг другу все, не навешивая ярлыков, стало легче. С друзьями выходило похоже, только перед ними все равно чуть-чуть храбришься, немного притворяешься сильным. И только любимому не доказываешь, что прав. Открываешь душу в уверенности, что тебя будут любить и жаловать независимо от того, что там увидят. Это давняя хитрость: все, кто предлагает экскурсию по собственной душе, истово верят в ее непорочную красоту.
Однако сейчас, втюрившись в Диму по уши и начав с ним жить под одной крышей, Света мало интересовалась детскими, отроческими и юношескими горестями из-за кого бы то ни было. Любовь мужчины и женщины во всяческих проявлениях занимала ее гораздо больше. Она перечитала мировую классику – слишком много религиозных запретов и предрассудков. И еще революции духа, которые давно стали общим местом: все там ярятся, изнывают и думают, как бы покультурнее сбежать в какой-нибудь тихий уголок. Занялась первой половиной двадцатого века – чувства в вазе социальных проблем выглядели как-то неряшливо. В литературе его второй половины все искажало кривое зеркало политики. А без церковных заморочек, социалки и агонизирующих правительств любовь была везде одинаковой – дикой, безрассудной, убивающей саму себя томными вздохами и громкими стонами, которых набиралось до трех десятков на книжную страницу. Даже столь молодая и активная любовница, как Света, понимала, что это неправдоподобно и скучно. Все-таки из постели надо вылезать, чтобы снова в нее захотеть. И на какие шиши купить кровать, и где ее поставить, и каким модным покрывалом застелить – девушку тоже сильно интересовало. Ну а дельный ненавязчивый совет, как найти, увлечь и привязать к себе завидного мужчину, вообще цены не имел.