– Я тебе сейчас такое расскажу! Это уму непостижимо! – прорвало девушку.
Бабушка выслушала и сказала:
– Он – мамсик. Его не исправишь. Скоро разбежитесь.
– К-к-какой мамсик?
– Обыкновенный. Единственная цель в жизни – доказать матери, что он достоин ее любви больше, чем второй сын.
– Инфантильный? Ты это имела в виду? – уточнила Света.
– Не знаю я ваших названий. Но жена, дети у такого на втором плане. Будут терпеть от свекрови все и при этом превозносить ее – он, может, не уйдет. Но только если она его против них не настраивает.
– Как ты можешь быть такой категоричной? Дима просто еще не отвык от своей семьи, а семья от него. Родители научили его любить близких, чем-то жертвовать, когда им плохо. Значит, он сможет отдаться и жене и детям. Представь себе эгоиста, который и рад бы, но не умеет. А мама с папой постепенно отойдут в сторонку.
Свете уже казалось, что любой нормальный парень обязан водиться с двадцатичетырехлетним братом.
– Они никогда не отлепятся от сына, ни от взрослого, ни от пожилого. Сам должен. А он этого не хочет и боится сильнее всего. Мамсик. Для жены страшнее, чем пьяница.
Отвратительное слово, не уменьшительное, а уничижительное. Хуже, чем «пупсик». Света в детстве знала девяностолетнюю старуху, получившуюся из благородной девицы, смолянки. Так та прелестно наряженную куклу в виде грудного ребенка называла «пупс». Вот и про плаксивого карапуза в виде взрослого мужчины надо бы говорить «мамс».
А разумнее всего отмахнуться от бабушкиного утверждения, что мамсики широко распространены в природе, как от дикой выдумки. Но Света однажды своими глазами видела такого. Ветреным промозглым мартовским утром она двигалась вдоль какого-то скромного государственного учреждения. Люди вразброд тянулись на службу. Девушка часто говорила подругам, которые не знали, как точнее определить, стоит ли устраиваться в какую-то фирму: «Не поленитесь сгонять по ее адресу минут за пятнадцать до начала работы. Если сотрудники тащатся с похоронными лицами и озираются на крыльце в виде «перед смертью не надышишься», то не надо вам туда». «И к концу работы подъезжать?» – интересовались основательные соискательницы. «Тоже неплохо. Из приличного места большинство выходит еще сосредоточенным, но не злым. А из дерьмового народ должен выбегать, напевая бодрые шлягеры и приплясывая», – учила советчица. В том редком потоке веселых деятелей не было. Но один неказистый мужичонка за сорок в аккуратной темной, явно чтобы незаметно пачкалась, одежде мог отпугнуть от конторы даже умирающих с голоду безработных. Мало того что он был щуплым и бледным, так еще и ужасающе кашлял – отрывисто, непрерывно, сухо. Поравнявшаяся с ним знакомая участливо сказала: