– Зависть, зависть и еще раз зависть, – печально промолвил Прохор, свесив голову. – Нет, при встрече, конечно, все эти господа улыбаются, пожимают руки и справляются о здоровье. Но на самом деле они его ненавидят.
– Допустим, – сказала Амалия. – Нас интересует господин с черной бородой, крепкого сложения. Кто-нибудь из недругов Дмитрия Ивановича подходит под это описание?
– Илларион Петрович Изюмов, – тотчас же ответил Прохор. – Он обыкновенно в Москве живет, но два или три дня назад приехал в Петербург.
– Ах, так он из Москвы? – протянула Амалия. – Скажите, Прохор, а вам, случайно, не знаком его почерк?
– Я видел пару раз его письма, госпожа баронесса, так что его руку признать смогу.
Амалия достала адресованное Ольге Николаевне письмо, подписанное «И», и предъявила его Прохору.
– Это он писал, – без колебания заявил слуга. – Никаких сомнений.
Ну и что прикажете говорить? Что Ольга Николаевна настолько мало дорожила композитором Чигринским, что сошлась с его злейшим соперником? И что Илларион Петрович так ненавидел своего коллегу, что зарезал их общую любовницу, чтобы обвинить Дмитрия Ивановича?
…А собственно, почему бы и нет?
– Скажите, а Илларион Петрович случаем не бывший военный? У него не сохранилось военной выправки?
– Военный? – удивился Прохор. – Что вы, сударыня! Он любого оружия до смерти боится, да и в армии никогда не служил. Не то что Дмитрий Иванович…
Н-да, не сходится. Хотя швейцар ведь мог ошибиться насчет выправки, да и попросту что-нибудь перепутать. Нельзя Иллариона Петровича сбрасывать со счетов, никак нельзя…
– Прохор Матвеевич, а как ваш хозяин относился к Ольге Николаевне?
– Как? Известно, как, сударыня. Хорошо относился. Для нее он ничего не жалел.
– Они не ссорились?
– Нет.
– Он не подозревал, к примеру, что она ему изменяет?
Прохор прикипел к месту и открыл рот.
– Мне об этом ничего не известно, сударыня, – наконец выдавил он. По его лицу было видно, что он был глубоко задет таким отношением к своему хозяину.
– А что бы Дмитрий Иванович сделал, если бы узнал о ее измене?
– Что? Гм… Он бы не обрадовался, я думаю.
– Он мог поднять на нее руку, например?
– На женщину? Никогда. – И тут слуга не выдержал: – Госпожа баронесса, что она все-таки натворила?
– Мы тоже пытаемся это понять, Прохор Матвеевич, – вздохнула Амалия. – Вы не знаете, у Ольги Николаевны были враги?
Но точно так же, как и Соню, этот вопрос поставил слугу в тупик. Для очистки совести Амалия допросила и кухарку Мавру, но убедилась только в том, что люди Чигринского готовы за него в огонь и воду и понятия не имеют, кто мог желать зла его любовнице.