– Вы встречались у нее дома?
– Я никогда там не был, чтобы ее не компрометировать. Она снимала для нас отдельное жилье здесь неподалеку, на Конногвардейской. Там мы и виделись тайком, когда мне удавалось освободиться.
– Вам неизвестно, был ли среди знакомых Ольги Николаевны мужчина лет тридцати, физически сильный, с черной бородой?
Павлов задумался.
– У нее нет таких знакомых, а Чигринский бороду не носит. И ему уже не тридцать.
– Подумайте еще раз, прежде чем ответить. Есть ли у вас какие-то соображения по поводу того, кто мог желать зла Ольге Николаевне?
– Я не знаю…
– Вы никого не подозреваете?
– Я не представляю, кто мог поднять на нее руку… Просто не представляю. Но если я его найду, – мрачно добавил Владимир, – ему не жить.
– Его? То есть вы полагаете, что это мог быть мужчина?
– Не знаю. Может быть.
Леденцов не стал настаивать, а только спросил:
– Ольга Николаевна делала вам подарки?
– Еще один вопрос, господин сыщик, – вспыхнул измученный корнет, – и я вызову вас на дуэль!
– Я спросил не просто так, Владимир Сергеевич. Потрудитесь все же ответить, если и впрямь хотите, чтобы убийца был найден.
– Да, она делала мне подарки, – с ненавистью ответил Павлов. – Это все?
– А в ближайшее время она собиралась вам что-нибудь подарить?
– Откуда мне знать? Может быть… на день рождения… У меня день рождения на следующей неделе.
Гиацинт достал из кармана золотую папиросницу и протянул ее корнету.
– Благодарю за откровенность. Полагаю, я могу отдать это вам. Вряд ли Ольга Николаевна была бы против…
Владимир храбрился из последних сил, но когда он развернул бумагу и увидел надпись на крышке, лицо у него дрогнуло. Теперь он был похож на обиженного большого мальчика и часто-часто мигал, чтобы не заплакать.
– Если вы вдруг что-то вспомните… – начал Леденцов. – Неважно что…
– Я найду вас, не беспокойтесь.
И он ушел быстрым шагом, расстроенный до того, что даже забыл отдать на прощание честь Корфу.
– Дорогая, – сказала Аделаида Станиславовна, едва Амалия вернулась домой, – должна тебе сказать, что наш гость дурно влияет на Казимира.
По правде говоря, Амалия была уверена, что ни один человек на свете не способен повлиять на дядюшку, тем более в дурном смысле; скорее уж наоборот, сам Казимир мог кого угодно сбить с пути истинного. Баронесса Корф была озадачена и потребовала объяснений.
Получив их, Амалия отправилась искать композитора и обнаружила его в одной из комнат. Чигринский полулежал в кресле с бокалом коньяка, а Казимир, судя по его действиям, пытался раскурить сигару не с того конца уже потухшей спичкой. На столе были разбросаны сигарные коробки, тарелки и стояли пустые бутылки, количество которых поневоле наводило на размышления.