Коряпышеву стало жаль парня и он предложил: «Стреляй по моей мишени, как бог на душу положит. А я в твоей дырок наделаю, будет тебе зачет!»
Нехитрый фокус удался. Йожеф Этвеш – Коряпышев вспомнил его имя и даже фамилию – получил так необходимый ему зачет. И они после занятий славно обмыли это дело…
Коряпышев потер запястья, занемевшие от стальных браслетов:
– Тебя трудно узнать, Йожка!
– Да уж, сорок кило я прибавил точно. И лет прошло… Сколько? Десятка два?
– Около того. А где твои очки?
– Там же, где и Рабочая милиция, – без сожаления ответил Этвеш. – В мусорной корзине. С возрастом, если ты заметил, проявляется дальнозоркость. А у меня была близорукость. Плюс съел минус!
Венгр сграбастал Светозара, обдав запахом одеколона и все той же палинки:
– Надо бы отметить, но у нас с тобой нет сейчас на это времени, элвтарш! [18] Ты влип в гнилую историю, поверь мне!
– Верю. Хотя не очень понимаю…
– Я тоже не понимаю. Но почему-то убежден: на рукоятке этого ножа найдутся отпечатки твоих пальчиков! Откуда ты знаешь Пиланго?
– Она-то здесь при чем? – не отвечая, Коряпышев отпасовал вопрос обратно.
Все по науке, как учили. Только он забыл, что у них с Этвешем были одни учителя.
– Ну да, – хлопнул тот себя по багровой лысине. – Конечно, как я сразу-то не догадался! Ведь нынешний секс-символ Будапешта вообще-то русского происхождения. И более того, являлся в свое время служащей Советской армии! Медсестрой, кажется. Да?
Коряпышев пожал плечами. Бессмысленно опровергать очевидное.
По радио Шандор Дороньи пел о любви.
– И алый цветок в твоих черных локонах, как золотая монетка в голубых волнах Дуная! – повторил Этвеш слова припева и ухмыльнулся: – Чушь какая! Цветы, монетка… Не говоря уже о том, что волны Дуная последние пятьдесят лет чисто желтого цвета. Да, это чушь – для иностранца!
– Для меня это не чушь, а метафора, – возразил Коряпышев. – Образ…
– Правильно, образ чистой любви! И в таких передержках – вся душа венгра. Чистая и нежная как… крылья бабочки!
Завершив тираду, Этвеш перешел к действиям, неординарным для следователя, ведущего дело об убийстве. А именно – закрыл на внутреннюю задвижку дверь, вытащил из заднего кармана брюк складной нож, протер чистой салфеткой и без колебаний заменил им тот, что бултыхался в кровавом пакете. Орудие убийства он осторожно завернул в свой платок и спрятал в сейф.
С хладнокровием прожженного коррупционера подменив вещественные доказательства, он пробормотал в усы, но так, чтобы Коряпышев услышал:
– Пускай покуда полежит… Для моего спокойствия… До твоего отъезда…