После лёгкой дрёмы я вышел во внутренний дворик дома. Мне пора идти на допрос задержанных, все заинтересованные лица уже отбыли на место, а меня на улице дожидался лишь Ичил.
На крыльцо вышла стройная, ухоженная женщина лет тридцати пяти с плёткой в руках. Обвела прищуренными глазами двор. Мужики как-то шустро начали ныкаться по щелям. А я так и стоял посреди двора, один, без ансамбля.
Взгляд остановился на мне.
— Эй, ты! Иди ко мне!
Я уже забрался на коня и возвращаться не собирался.
— Извини, красотка, я спешу. Встретимся в следующий раз, — и направил коня на улицу. Когда за мной закрывались ворота, я услышал гневный окрик: «Кто этот наглец?» и неразборчивый ответ слуг. Что за психическая баба, прям не знаю.
Мы с Ичилом приехали на площадь перед Храмом Тэнгри как раз к тому моменту, когда Бэргэн закончил фасовать задержанных по группам. Их держали на площади, потому что камер на такую ораву не хватало. Я подошёл к нему и спросил, как тут обстановка.
— Тут бандиты. Есть купцы, которые на шёлк сбивали цены. У них на складах обнаружили водку и траву. Комиссаров вроде нет.
— А ты записывай во время допроса, кто кому приказы отдавал, может и комиссара найдёшь.
— Как записывай?
— Ты что, просто так допрашиваешь и всё?
— А как ещё? Поймали мошенника, допросили — и на виселицу. Ну, может просто плетей дадим и отпустим, если ни в чем плохом не замечен.
— Ну как хочешь, виновных мне в кулуты отдашь, — по мне так он половину важных фигурантов пропустит, — дай мне на чём писать.
— Ты что, писать умеешь? — удивился Бэргэн.
— Я много что умею, — уклонился я от прямого ответа.
И читать я умею, и писать, и вышивать крестиком. Бэргэн нашёл какого-то служку и мне притащили серого цвета бумагу и жалкое подобие карандаша.
Ичил, Бэргэн и я спустились в пыточную, послушать, что напоют пташки, может сознаются в том, чего не совершали. И началось. Ичил разделся до пояса, напялил кожаный фартук. Помощники его, молодые пацаны, раскочегарили жаровню с инструментом. Стерилизуют, наверное, чтобы заразу не занести. Привели первого подследственного, сноровисто вздёрнули на дыбу. Тот начал верещать ещё до того, как ему прищемили пальцы. Строго здесь с этим. Визит задержанного в кровавые застенки начинается с дыбы, так же, как и театр с вешалки. Настраивает, знаете ли, на серьёзный разговор.
— Всё расскажу, я всё расскажу! — орал бедолага.
— Расскажешь, куда ты денешься, — ответил ему Ичил, — давай, начинай. Кто таков? Под кем ходишь?
Началась рутинная работа следственного отдела. Ичил по одному ему ведомым признакам выдёргивал задержанных по одному, задавал пять-шесть вопросов и отсылал обратно. Наконец выяснился главарь, а по моей терминологии — полевой командир, этой шайки, носитель бляхи и, теперь уже, жертва режима. Этот перец оказался покрепче своих подчинённых и начал свою речь с угроз.