— Ну ладно, открою секрет — у нас будет варшавская кузина, очень хорошенькая барышня!
— Что-то я ни разу от тебя не слышал ни о какой варшавской кузине…
— Да это не то чтобы кузина, так, седьмая вода на киселе, очень дальнее родство, но крестная матери, милая старушка, написала нам, чтобы мы приняли участие в судьбе бедной сиротки, ну а ты знаешь матушку, ей лишь бы принять участие в чьей-нибудь судьбе…
— А что, варшавянка — сирота?
— Наполовину. У нее, откровенно говоря, сложная судьба. Отец почти ее не видел — все время где-то путешествовал, то в Сибири, то в Европах, то в Америке, и везде делал деньги. Удачлив он чертовски и с авантюрной жилкой — раз пять разорялся дотла, прогорал и с нуля опять за год становился миллионером. А потом ввяжется в какую-нибудь аферу — и, глядишь, снова банкрот. Лет двенадцать, а может, пятнадцать назад уехал за границу, куда-то в Соединенные Штаты, все думали, он там и умер — нет, объявился — и опять при деньгах. А мать кузины полжизни провела в дороге между Варшавой и Петербургом, известно, осталась соломенной вдовой с ребенком — в Польше мать-старушка девочку воспитывает, а в Петербурге — вся собственность, глаза хозяйского требует, ну и поклонники, конечно, одинокую жизнь скрасить. Умерла несколько лет назад, наследство оставила в равных долях мужу и дочери, так мужа насилу в Америке разыскали, чтобы в права собственности вступил. Он и тогда в Россию не поторопился, оформил все через поверенных. Вернулся совсем недавно и уже с молодой женой. Обвенчался сразу, как известие о смерти первой супруги получил — видно, с молодой уже давно все было слажено.
— Да, а что кузина-то? Ты уж очень историей папаши увлекся.
— Что кузина? Бабушка ее в Варшаве умерла, а тут и папаша с мачехой пожаловали. Марту затребовали к себе в Петербург, но впечатление такое, что никому она тут не нужна. Она какая-то странная, хотя и хорошенькая. Все время в задумчивости пребывает, не от мира сего, как говорится. Что-то в ней есть трогательное и беспомощное, и кажется, ее так легко обидеть. Был бы я злодеем, лучшей жертвы и искать бы не стал…
— Ух, и кровожаден ты сегодня, Юра! Барышни должны остерегаться тебя.
— А как же! Ну так что, ты придешь к нам на вечер?
— Уговорил, приду.
Отец Юрия Цегинского был известным петербургским адвокатом. Когда-то небогатым юношей из Варшавы он приехал в Петербург учиться. Поляку трудно было поступить в столичный университет, негласно начальство ограничивало набор студентов, прибывших из Царства Польского. Но Казимир Цегинский, всегда отличавшийся деловой хваткой, сумел найти нужных людей и похлопотать за себя. После окончания юридического факультета он остался в Петербурге, поступил в адвокатуру, и через несколько лет имя присяжного поверенного Цегинского было уже хорошо известно в судебных кругах. Казимир Цегинский считался цивилистом, то есть был специалистом по гражданскому праву и занимался преимущественно финансовыми спорами в сфере предпринимательства. Это было денежное и далекое от политики дело, дававшее положение в обществе и возможность комфортно жить. Адвокаты, увлекающиеся политическими процессами, непременно попадали на заметку в полиции, а кому это нужно? Рисковать собственной репутацией, защищая какого-нибудь революционера-бомбиста, недостойного доброго слова? Какой бы то ни было конфронтации с властями Цегинский избегал. Правда, если уж случалось, что кто-то из петербургских поляков попадал в сложное положение, пусть даже по политической или уголовной части, адвокат старался помочь, если не сам, то через многочисленных знакомых. В польском землячестве его уважали.