— Который сейчас час?
— Девять вечера. Я думала, вы ушли, мадам Тиберж.
В ответ Диана только головой покачала. Она закрыла глаза, но под веками тут же началось жжение, как будто даже минутный отдых был ей заказан. Медсестра испарилась.
Диана снова погрузилась в воспоминания.
* * *
— Вы уверены, что не хотите поговорить у меня в кабинете?
Диана смотрела на стоявшего перед негатоскопом Эрика Дагера. На подсвеченном стекле были размещены рентгеновские снимки и сканограммы мозга Люсьена, бросавшие блики на лицо хирурга.
Она покачала головой и произнесла бесцветным голосом:
— Как все прошло?
Операция длилась больше трех часов. Врач сунул руки в карманы халата:
— Мы сделали все, что могли.
— Прошу вас, доктор. Мне нужен четкий и точный ответ.
Врач не отводил от нее взгляда. Все, с кем говорила Диана, заверили ее, что Дагер — лучший нейрохирург больницы имени Неккера. Виртуоз, вытащивший десятки детей из безвозвратной коматозной пучины.
— В результате аварии у вашего сына образовалась гематома твердой мозговой оболочки. Пузырь с кровью в правом полушарии. — Он указал на один из снимков. — Мы вскрыли височную зону, чтобы получить доступ к гематоме, убрали сгустки крови и «заварили» все сосуды, произведя так называемый гемостаз. Мы закрыли прооперированный участок и поставили вытяжной зонд, через который будем отсасывать кровь. В этой части все прошло идеально.
— В этой части?
Дагер подошел ближе к экрану. Диана не взялась бы определить точный возраст хирурга — ему могло быть и тридцать и пятьдесят лет. Угловатое лицо было иссиня-бледным, но больным он не выглядел: казалось, что от него исходит внутренний свет. Хирург постучал пальцем по снимку:
— Есть еще одна проблема. У Люсьена двусторонний ушиб мозга, и тут мы почти бессильны.
— Какие-то участки серьезно пострадали?
Хирург сделал неопределенный жест:
— Мы не знаем. Сейчас нас больше волнует другое. Мозг, как и все остальные части человеческого тела, после удара отекает. Но черепная коробка закрыта, и никакое расширение этой емкости невозможно. Если мозг будет слишком сильно сжат стенками черепа, он не сможет выполнять жизненные функции и погибнет.
Диана покачнулась и вынуждена была опереться о стол. На бледном лице врача плясали синеватые блики от негатоскопа. Жара и мерцание ламп дневного света делали обстановку в помещении невыносимой.
— Вы… вы ничего не можете сделать?
— Мы поставили вторую дренажную трубку, чтобы постоянно контролировать внутричерепное давление. Если оно будет расти, мы откроем канал и откачаем несколько миллилитров спинномозговой жидкости. Это единственный способ.