— Мой отец выиграл их у французского контрабандиста.
Многолетняя привычка держать язык за зубами удержала Ника от замечания, и в тишине снова зазвучали ее потаенные мысли.
— В первые дни войны. Он всегда был завзятым игроком. Он ставил на кон все: деньги, слуг, дома… — Она умолкла на миг, погрузившись в воспоминания, затем спохватилась и продолжила: — Мы, бывало, неделями не видели его, а затем однажды он появлялся на пороге с кучей щенков в руках или новой коляской перед домом. Он подарил эту коллекцию моей матери через три дня после того, как мне исполнилось семь.
Это была не вся история. Ник был уверен в этом.
— А она передала ее вам, — предположил он.
Девушка сухо кивнула, сжав губы в тонкую линию.
— Да. Они мои.
Было что-то в этом слове «мои», что привлекло внимание Ника. Перед ним была женщина, которая серьезно заботилась о том, что принадлежало ей.
— Вы не хотите их продавать, — сказал он. Это было более чем очевидно.
Его слова вывели ее из задумчивости. Снова воцарилось молчание, и Ник подумал, что она не ответит. И когда она заговорила, в ее голосе не слышалось ни проблеска чувства.
— Не хочу.
— Тогда… почему?
Она коротко безрадостно рассмеялась:
— Иногда, милорд, нам приходится делать то, чего нам совсем не хочется.
Она глубоко вздохнула, и Ник заметил, как при этом лиф ее платья обтянул груди. Испытав чувство вины за желание, охватившее его в этот момент, он отвел глаза, и его взгляд остановился на соседней статуе, возвышавшейся над ними. Узнав ее, он коротко хрипло рассмеялся.
— Что вас так развеселило?
— Эта статуя. Вы знаете, кто она?
— Нет.
— Это Волюптас. Дочь Купидона и Психеи.
— Откуда вы знаете? Она походит на любую другую женскую статую здесь.
Он открыто посмотрел на нее:
— Знаю, потому что кое-чему учился.
Изабель улыбнулась, и он заметил, как покраснела ее кожа, отметил ложбинку у основания шеи и ощутил приступ острого желания — более сильного, чем все испытанное им за долгое время.
Он наблюдал, как то же самое чувство охватило и ее — от его близости у нее перехватило дыхание. Их взгляды встретились, и он остро ощутил свою близость к ней — совсем рядом, зажатые между двумя скульптурами, едва не касаясь друг друга. Они были одни в окружении мраморных статуй.
Желание толкнуло Ника вперед.
Он потянулся к ней, едва не коснувшись щеки рукой, прежде чем осознал, какой ошибкой будет такой поступок. Он заметил широко раскрытые карие глаза, прекрасные и переполненные эмоциями — опьяняющей смесью любопытства, возбуждения и страха, — озаряющими лицо, превращая ее в невинную сирену из плоти и крови, окруженную своими мраморными сестрами.