На крыльце снова встречали родители, на этот раз с караваями. Норманн невольно напрягся в ожидании надоевшей приговорки типа: «Кто больше откусит, тот самый голодный». Но нет, от новобрачных требовалась всего лишь символическая проба как знак вхождения в семью. Причем Норманн куснул каравай тещи, а Мила отведала каравай свекра. Далее взялись за новобрачную, распущенные волосы заплели в две косы, уложили на голове венцом и закрыли шитым жемчугом кокошником с золотыми гривнами. Все, к мужу в дом входила полноправная жена!
Надежды на спокойное продолжение празднества сразу за порогом развеялись в прах. Новобрачных усадили напротив входа, и после торжественного вноса приданого началось одаривание молодоженов. Череда званых гостей казалась бесконечной, подходили с поздравлениями, сначала расцеловывали мужа, затем жену, после этого вручали подарок. Не было ни денег, ни золота, ни серебра. Подносили расписных кукол с намеком на многочисленное потомство, кружки, миски, ложки и даже доски. Обязательным условием являлись надпись с пожеланием семейного счастья и нравоучение мужу и жене.
Новобрачные добрались до праздничного стола только под вечер. Уставшие, голодные, за день ничего не евшие, если не считать крошечки Святого Причастия. Развеселые гости отплясывали до содрогания пола, а Норманн с Милой накинулись на ближайшее блюдо. Как бы не так, не успели они мало-мальски перекусить, как обоих подхватили под руки и утащили в спальню. Пошел новый круг обрядовых песен с бесстыдным прилюдным раздеванием. Натянув на новобрачных ночные рубашки и засунув под подушку топор, тетушки затолкали молодоженов в постель и на прощание пропели совсем уж откровенное наставление.
Какая-то неправильная свадьба. Вместо ожидаемого веселья с криками «горько» и первым танцем невесты их таскали тудымо-сюдымо, словно тряпичных кукол. Мила прижалась к мужу и неумело поцеловала в губы. Не прав был Федор Данилович, бедра у нее нормальные, и груди самое то.
Давешние тетушки ворвались в спальню ни свет ни заря. Бесцеремонно скинув одеяло, выдернули из-под молодоженов простыню, затем сорвали с Милы ночную рубашку, при этом намеренно разодрали ее, радостно завопили, запели и с топотом убежали вниз. Невыспавшийся Норманн оторопело таращился на вандализм сбрендивших тетушек, а когда закрылась дверь, снова разложил жену.
Последующие три дня прошли в более спокойном ритме, гостей не убавилось, и всяких шуток-прибауток не уменьшилось, но новобрачным особо не досаждали. В основном разыгрывались мини-спектакли с «потерявшейся» молодой женой или «загордившейся» тещей. Вместе с тем, став «полноценным мужем», Норманн получил от всех посадников приглашения в гости. Выезды начались с визита в Зверин монастырь, где архиепископ Василий прочитал молодоженам нотацию о правилах семейной жизни. Поездки к посадникам носили статусный характер официального знакомства, что в дальнейшем позволяло при встречах прилюдно приветствовать друг друга объятиями и поцелуями. Из деловых разговоров затрагивалась только тема создания Самоедского княжества, причем все посадники единогласно одобрили решение возведения Савы Мишинича в княжеское достоинство. Норманн многозначительно кивал, вспоминая слово «суоми», которое трансформировалось из слова «самоеды».