— Пусть сами средь себя лучшего выбирают и впрягаются в великокняжескую лямку!
— Ты противишься воле волхвов? — испуганно прошептала княгиня.
Ишь как дело повернуто! Воля волхвов! Где эта воля? Поплясали парни, исполнили рэп и смылись в свою лесную глухомань, а тут уже говорят о некой воле. Норманн сказал, не скрывая усмешки:
— Ты предлагаешь мне вызвать Романа Михайловича на ристалище? Мол, покняжил — и хватит, по воле волхвов наступила моя очередь.
Ефросиния Давыдовна звонко расхохоталась, вероятно, представила мужа в ратном доспехе.
— Нет, конечно, — ответила она с улыбкой, — но перечить волхвам невозможно, как невозможно сопротивляться Року.
Интересно, а что это за Рок? Сподручный Мары или Макоши? Если этот дядя из греческой мифологии, как он перебрался на Русь и прижился в славянском языке?
— Я не собираюсь бежать впереди собственной лошади, коль скоро волхвы что-то пронюхали, то подождем аккордов увертюры.
— Апертюра[53] уже прозвучала! — Княгиня произнесла французское слово скорее на латыни. — На тебя легла обязанность исполнить предначертанное!
— Я весь в ожидании! — ухмыльнулся Норманн. — Никому не перечу и жду повелевающего гласа небес.
— Не юродствуй! — пальчик строго постучал по столу. — На тебя ложится Бремя, и ты обязан приготовиться к тяжкой ноше!
— Как? Проехаться по удельным княжествам с инспекцией? Люди добрые, вот он я! Прошу любить и жаловать, иначе голова с плеч долой! — воскликнул он с раздражением.
Ефросиния Давыдовна подошла к книжному шкафу, практически не глядя, достала толстенный талмуд в бархатном переплете и положила перед зятем.
— Для начала прочитай «Государство» философа по имени Платон.
— Я предпочитаю откровения Конфуция или Аристотеля, — сдерживая смех, отказался Норманн, — в крайнем случае, согласен на Диогена.
Теща с громким хохотом упала в кресло, несколько раз конвульсивно дернулась, затем сделала кистью движение, словно бы звонила в колокольчик. Можно и позвонить, тем более что серебряный колокольчик в тонкой вязи финифти стоял посреди стола. Служанки влетели всполошенными курами, княгине помассировали виски, сунули в нос флакончик с благовониями, подали испить морса из весенней клюквы и словно по велению волшебной палочки бесшумно исчезли.
— Вот уморил так уморил! — Княгиня еще разок хохотнула, мелкими глоточками отпила морса и продолжила: — Я-то, дуреха! Видела в тебе дуболома с бычьей шеей! — Она еще раз сделала несколько глоточков. — А ты вон как! Умен зятюшка у меня, ох умен! Ступай с Богом, а то меня, старую, начнешь учить уму-разуму.