— А сегодня ты побудешь у меня до вечера? Я, кроме тебя, всех стесняюсь, одна дневная няня на все отделение, вечно торопится. Побрей меня, а?
— Нет, рано, нельзя трогать кожу на щеках.
— Господи, сколько можно терпеть эти издевательства! Побыли бы вы все в моей шкуре, не дай бог, конечно…
— Ладно, ладно, сейчас протру тебе спину камфарным спиртом, а то, говорят, пролежни пойдут.
— Какие еще пролежни, что это такое?
— Сама не знаю. Вроде ранок или язв каких-то от долгого лежания на спине.
— Да разве я долго лежу?
— Нет, но кто его знает, сколько еще придется.
— Опять вы за моей спиной… Ну-ка отвечай, что ты обо мне знаешь?
— Я о тебе знаю много всякого разного, целых семь лет знаю.
— Неужели семь? Мы и женаты всего-ничего, и четырех лет нету.
— А что, разве отсчет ведется с женитьбы? Может, Хибины напомнить? Может, моя тезка еще имеет шанс — недаром она к тебе давеча заглядывала?
— Тебе не совестно? Она ж из лучших побуждений, по дружбе… И вообще, дай мне хотя б недельку побыть ловеласом, ощутить, что я не одной родной жене нужен.
— Вот-вот, ей именно теперь ты такой ну…
Наташа осеклась на полуслове, я сделал вид, будто ничего не заметил. Стал ворочаться, Наташа бросилась мне помогать. Потом долго читала вслух милицейский детектив, затем кормила меня, протирала спину. Наконец я задремал, а она, как уже повелось, посидела немножко возле кровати и тихонько вышла, наказав дневной няне Вале присматривать за мною и, когда проснусь, передать мне, что вечерком снова заглянет в больницу.
Значит, семь лет? Да, в августе будет ровно семь. После второго курса я вновь, уже с нашей группой североведов, отправился на Кольский полуостров, но на сей раз маршрут был куда длиннее. Он охватывал не только Хибинские тундры, но и острова Кандалакшского залива со знаменитым гагачьим заповедником, и Монче-тундру с городом Мончегорском, где мы спускались в медные и никелевые рудники, и огромное озеро Имандру, и Мурманск с окрестностями. Вот как раз у подножия одной из гор возле Мончегорска и произошло мое окончательное объяснение с Натинькой…
Две производственные практики — после 3-го и 4-го курсов — я провел в настоящих арктических экспедициях. Мне повезло устроиться в Институт мерзлотоведения имени академика Владимира Афанасьевича Обручева, где директором — вот совпадение! — был тот же академик Обручев, крупнейший знаток геологии Сибири, автор романов «Земля Санникова» и «Плутония». (В хрущевские времена это единственное в своем роде научное учреждение вывели из системы Академии наук, раздробили и по частям включили в различные научно-производственные организации — «поближе к мерзлоте», как требовал тогдашний вождь страны.)