Утренний отлов и запряжка ездовых оленей отнимали не менее двух часов, после чего все наспех завтракали. Покуда мы находились в бассейне Амгуэмы, особых сложностей с костром не возникало: по берегам рек и ручьев можно было найти заросли мелкорослых кустарников вроде ольхи, которые годились на дрова. Мало-помалу приречная поросль становилась все скуднее и мельче, пока не сменилась типичной арктической тундровой флорой — карликовой березой, карликовой ивой, лилипутскими кустарничками, не более двадцати сантиметров в высоту.
Заготавливать для костра это отчаянно отсыревшее «топливо» с каждым днем делалось все труднее и требовало все большего времени, исчислявшегося целыми часами. Мокрые гибкие веточки и прутья тяжело брал топор, приходилось орудовать ножом, а нужно было обеспечить изрядное пламя, чтобы приготовить хотя бы раз в день горячую пищу на двенадцать человек, невероятно уставших и растративших во время перехода весь запас жизненных калорий. Мучительный сбор веток для костра начинался, как только мы вставали лагерем. Одни ставили палатки, другие загоняли в кораль оленей. Борис Курятников, числившийся поваром, брался за продукты, начальник с парторгом уединялись в своем жилище, остальные уходили на «лесозаготовки».
Однажды мне был преподан исключительной важности предметный урок. Обычно каждый из нас нарезал прутья и оттаскивал охапки к костру, а тут Юрка Климов предложил мне своеобразный бригадный подряд: сначала я буду рвать и резать ветки, а он носить их в лагерь, потом мы поменяемся местами. Каждому выпадало в общей сложности по семь-восемь охапок. Я начал добывать «дрова», Юрка сноровисто транспортировал их. Утащив последнюю вязанку, он больше ко мне не явился, сославшись на расстройство желудка. Мне пришлось продолжать «резню» и таскать затем произведенную продукцию.
Получалась любопытная картинка: я воочию убедился в преимуществе единоличного хозяйства над коллективным! Сразу всколыхнулись в памяти осмеянные нашей литературно-кинематографической пропагандой образы кулака-мироеда, «справного мужика», и воспетые ею же «мужицкие» типажи, лодыри-забулдыги, перевоспитанные якобы силой передового колхозно-совхозного строя, а заодно и совсем недавние, прошлогодние мои разглагольствования на Озере в пользу этого пресловутого строя. Но если Сергей Евгеньевич был тогда праведно гневен, то здесь, на Чукотке, парторг Бобов, не без удовольствия наблюдавший за нами с Юркой, изрек с неожиданным злорадством:
— Получил, Зиновий, по зубам? Понял, что такое колхоз? Нет, я давно знаю, что каждый должен стоять за себя и ни от кого не зависеть.