Четверо лучших (айронмайденовский) - страница 122

— Вообще, Поттер, это было страшное зрелище. Сначала ты отбивался от каких-то пчёл и умолял их не строить в тебе гнездо. Потом взялся биться на кровати как припадочный и орал, чтобы тебя выпустили из чулана… и ещё много всего…

Я помолчал. Страшное зрелище — это ещё мягко сказано. Поттер дико лягался, разбил несколько флаконов с зельями и собственные очки. Накладывать на него Петрификус мы со Снейпом просто побоялись — неизвестно, как может отреагировать накачанный зельями организм. При этом Поттер буквально захлёбывался криками, просил простить, заверял, что это не он, и не надо заколачивать его в чулане. Потом лежал, плача, и скулил что-то. Я вышел, чтобы найти на кухне чего-нибудь попить, и поэтому не знал, что наш герой ещё нагородил. Когда вернулся, крёстный сидел с безумным выражением лица и не сразу понял, о чём я его спрашиваю. Что случилось, он, естественно, не ответил. Когда я шёл спать, Поттер был относительно спокоен и, кажется, даже улыбался в забытьи.

Проснувшись, я узнал, что всё утро с ним просидел отец. Нам со Снейпом он рассказал, что Поттер вначале посмотрел на него вполне осмысленно и с каким-то детским восхищением спросил:

— Вы ангел? — на что тот, не задумываясь, ответил, что если и ангел, то явно падший. С радостными слезами Поттер тянулся к нему, в конце-концов, даже отец не выдержал, и до обеда герой магического мира проспал, держа его за руку. Жаль, я не застал этой картины…

Ближе к вечеру Поттера оставили на меня и Типпи, но за его состояние уже можно было не беспокоиться: бреда не было, жар спал так же внезапно, как и появился. Вся болезнь уместилась менее чем в сутки.

— И что, всё так и было? — потрясённо спросил мой бывший недруг. Я воззрился на него и только потом сообразил, что свои мысли проговаривал вслух.

— Да… — небрежно ответил я. — Именно так.

Он закрыл лицо руками и стал раскачиваться взад-вперёд.

— Мерлин, какой позор… — простонал он сквозь сомкнутые ладони. Я встал, пересел к нему на кровать. На Поттере была чёрная ночнушка, слишком большая для него, поэтому плечо торчало из ворота, и я осторожно коснулся его. Он дёрнулся от прикосновения, попытался отстраниться.

— Слушай, — сказал я. — Я тебе дико завидую.

Он поднял на меня блестящие глаза.

— Чему тут завидовать?

— Как чему? Тому, что ты слизеринистей меня!

Он смотрел непонимающе, наверное, думал, что я издеваюсь.

— Судя по твоим кошмарам, ты прошёл такое, что мне и не снилось, — объяснил я. — Даже с моим… гм… опытом. Меня не третировали день ото дня безумные родственники, не морили голодом, не запирали; мне никогда не снилось, что меня хотят сожрать пчёлы-людоеды — и откуда ты их взял? И всё равно ты выжил, — я поймал его взгляд и добавил: — Знаешь… Гарри… я бы не смог.