На спардеке зазвучали шаги, гулкие и неровные, заметаемые ветром. Человек миновал рубку, крупно шагая и наклонившись вперед, словно падая навстречу быстрому току воздуха.
- Басов, - шепнул Володя, - он не слышал нас?
- Не знаю. - Котельников попятился от окна, - ну, хватит разводить панику. Не комсомольское это дело!
Вот и баржи подходят.
Волны бежали вдоль рейда, как перепуганные проворные звери, бледно-зеленые, покрытые коричневыми пятнами нефти. Баржи кланялись им навстречу, скрипели и осторожно окунали крутые ржавые бока. Черный игрушечный буксир сбросил в воду намокший конец, оглушительно гикнул и пошел, приминая волны, волоча за собой извилистый хвост вспененной воды.
В помповом отделении "Дербента" работали грузовые насосы. Палуба слегка звенела, едва заметно приподымаясь над уровнем воды. Басов стоял на мостике у перил, прижимая локти к бокам, чтобы сохранить тепло.
- Неладно скроено это море, - сказал боцман Догайло, стоящий рядом, совсем даже неудобно оно расположилось, море Каспийское.
Он выставил вперед носок огромного сапога, точно отлитого вместе с его ногой из чугуна.
- Сохнет наше море, питает землю. Знаете в Баку Девичью башню старинную? От башни до моря теперь минуты две ходу. Люди говорят, будто бедную девицу заточили в нее злыдни-ханы и она зачахла с тоски.
Башня в то время в море стояла. Ушло море, открыло камни. Так же и здесь, на Астраханском рейде, когда-то глубоко было. Теперь с осадкой в двадцать футов дальше Тюленьей банки идти опасно. Кругом вода - сколько глазу видно, а ходу нет...
Голос у боцмана высокий, задушевный, певучий. Басов с удивлением покосился на огромный коричневый кадык боцмана, распиравший воротник его бушлата, и сказал уверенно:
- Скоро углубим дно - тогда до самой Астрахани танкеры без перегрузки пойдут.
Догайло усмехнулся в усы, оглядел собеседника с кротким сожалением и медленно снял фуражку. Ветер зашевелил редкий примятый пух на его яйцевидном черепе.
- Все-то вам легко, все-то вы можете. Только и до вас, я полагаю, образованные люди над этим голову ломали, да отступились. А причина здесь наносы вредные да течения, которые всю вашу работу уничтожат и фарватер песком затянут. Нет, не быть по-вашему! - закончил он торжествующе и еще раз оглядел Басова степенно и неодобрительно.
Басову не хотелось спорить. Он молча двинулся по мостику.
На заводе у Басова были все-таки свои люди. На заводе были сборщики, и бригадир Ворон, и маленький токарь Эйбат. На судне много отделений, камер, машин. На судне много людей и специальностей. Но на судне у Басова нет своих. Он еще приглядывается к окружающим, но под его взглядом лица скучнеют, зрачки суживаются, исчезают под ресницами. Люди растекаются перед ним, вялые, непостижимо похожие друг на друга. Их исполнительность кажется фальшивой, их серьезность - насмешливой. Молча, как во сне, движутся они в узких проходах машинного отделения, глотают горячий воздух и присаживаются где попало. Молча вертят штурвалы, и бугроватые мышцы вздуваются на их мокрых спинах. Перед сменой вахты они сбиваются на верхней площадке, слушают его объяснения и разглядывают его, как заморское диво. Иногда он появляется незаметно и видит, как покачивается, сидя на корточках и мурлыча себе под нос какую-то ерундовую песню, моторист Гусейн или как разговаривают мотористы Козов и Газарьян, устало тараща на свет глаза, обведенные кольцами копоти: