Мужичок расстроенно махнул рукой. Артем промолчал, ошарашенно разглядывая Барсика Ивановича. Что он там про электрификацию-то говорил? То есть он еще во время революции уже…
– Да ладно, что я все о себе… – вздохнул Иваныч. – Я об Аделаиде хотел. Ты вот, молодо-зелено, знаешь, отчего призраками делаются?
– Ну… хм… – Артем кашлянул, прочищая охрипшее горло. – Наверное, когда в земной жизни чего-то не закончено…
– Вот молодежь, а! Небось, в книжке какой прочел?
– Ну…
– Тогда слушай. Объясню. Аделаида, когда жених погиб, все в это поверить не могла. Представляла его все время. Как будто он здесь по квартире ходит, с ней разговаривает. Аделаида тогда и видеть больше никого не хотела. Запрется наглухо и все со своим Петечкой придуманным разговаривает. И так месяц, два, три. Ну, я понял, что дело худо. Поговорил с ней со всей строгостью. Припугнул даже чуток. «Не смей, – говорю, – Ада! Ты понимаешь, что творишь? Ты себе призрака сотворяешь! Не его – не Петечку твоего настоящего – а морок. Ненастоящее, страшное своими руками лепишь. Воспоминания надо хранить, а не лепить из них призраков. Ты вот возьми ваши старые фотографии – и повспоминай иногда себе вдоволь – и Петечку своего, и себя, настоящих, там, в той жизни, много лет назад. Поплачь, если плачется. Только не тащи его из прошлой жизни сюда, не заставляй бледным да снулым по твоей квартире бродить. Ведь разве ж он такой раньше был, а? Зачем же ты сама его, любимого своего, живого, так жестоко и долго убиваешь?»
Иваныч вздохнул и замолчал, задумавшись.
– И что? – спросил Артем.
– Что-что. Поняла она. Не дура. Только вот я, дурень старый, не углядел, как она потом от тоски сама из себя двух призраков сотворила. Понял теперь?
– Не очень.
– Вот молодежь! – огорчился Барсик Иваныч. Задумался. Потом зевнул. – Слушай, молодежь, а чаю у тебя есть? А то все молоко да сметана, уже из горла лезет. Чаю бы с лимоном и баранками, а?
Жмурясь и отдуваясь, Барсик Иваныч с хлюпаньем потягивал горячий чай из водочной стопки.
– Лимона в следующий раз купи, – строго велел он, переведя дыхание, – и меду. Вот, молодежь…
– И баранок, – пообещал Артем.
– Ага-ага…
На улице светлело. Ветер, впервые за несколько дней, утих. Костлявые ветки за окном шевелились лениво, умиротворенно, будто удобнее поворачивались под утренним солнышком, чтобы погреть застывшие бока. Призраки угомонились, наговорившись за ночь, в квартире стояла тишина. Только сопел от удовольствия котенок-оборотень, допивая чай из стопки…
– Вот рассказать кому, – задумчиво сказал Артем, протирая глаза, слезящиеся от бессонной ночи, – бред ведь полный…