Замечательные виды открывались отсюда, настоящие русские! Сразу за рекою скошенные луга, а на них скирды сена, по-русски, а не по-немецки или по-польски сложенные. За лугами — бескрайние леса, еще догорающие кое-где в осеннем пожаре. И казалось порой некрасивому юноше, что на краю этой лесистой земли, если вглядеться пристальней в белесое марево, если прищуриться, можно увидеть и сам царствующий град Москву.
Но сегодня жадный взор любознательного юноши уже насытился родными лесными далями, а деятельная натура утомилась размышлениями, к тому же одинокими. Каков мог быть теперь час? Свое «нюрнбергское яйцо», вдоволь с ним наигравшись, некрасивый юноша на днях подарил сгоряча кому-то из московских перебежчиков, и не помнил уже, кому. Городских башенных часов в Путивле еще не завели, судя же по солнцу, до обеда остается часа два, не меньше.
Некрасивый юноша перегнулся через перила галереи, высматривая внизу дозорного. Наконец, тот показался. Шагает, не торопясь, по заборолу крепостной стены, сверху только и видно, что поляк и что не в доспехе: лисья шапка с пером, волчья шуба, крытая синим сукном, на плече парадная алебарда.
— Эй, дозорный!
— Слухам пана, — поднял к нему круглое усатое лицо. Нет, это не пан Сорочинский. А жаль.
— Ты позови, пане, ко мне своего капитана.
Пошлепал, а во время разговора с государем даже шапки не снял. Выпить да похвастаться, это они умеют… При первой же возможности заменить поляков русскими, а еще лучше набрать старательных немцев — вот кого!
Капитан Сошальский, тот явился сразу, да и поклонился красиво, выметая шапкой пыльные доски галереи. Тотчас пахнуло от него добрым монастырским медом, чему снисходительный юноша не придал особого значения. Сам равнодушный к веселящим напиткам, он полагал, что военные люди имеют право отдохнуть в часок мирной передышки.
— Счастлив явиться пред светлые очи твоего царского величества!
— И моим светлым очам, — усмехнулся некрасивый юноша, — приятно тебя видеть, пане капитан. Помнишь ли нашу с тобой беседу о пане Сорочинском?
— Конечно, государь. Я по-прежнему убежден, что это иезуитский шпиг, а если не иезуитский, так католический. Кстати, тут в одном месте на замковой стене доски заборола подгнили, так что неловкий человек вполне может оступиться, рухнуть вниз, да и сломать себе шею.
— В таких делах едва ли стоит торопиться, пане Юлиан. Мне хотелось бы с ним потолковать. Скажи, сейчас это возможно устроить?
— Да, разумеется, государь. Он как раз отстаивает свою смену на мосту, так пусть поболтается здесь. Если приедет к тебе гонец или проситель, я буду поблизости и услышу. Значит, прислать к тебе Сорочинского, государь?